Артсклад дивизиона располагался между шоссейной дорогой и узкоколейкой на опушке выжженного леса. По сути, это был клочок голой земли, перепаханной снарядами, куда доставлялись с Большой земли — с восточного берега Волхова — боеприпасы. Охранял склад красноармеец Катаев, родом из Курганской области. Так и стоит перед глазами: невысокий, коренастый, с уравновешенным, спокойным характером. Отличался Катаев исключительной дисциплинированностью, расторопностью и врожденной крестьянской смекалкой.
В один из неимоверно трудных июньских дней, наполненных огнем и грохотом, у самого склада разорвалась бомба. Зловещим фонтаном разлетелись осколки. Какой-то из них угодил в штабель ящиков со снарядами. Ящики загорелись. Грозил взрыв, а с ним — гибель всего небогатого запаса боеприпасов. Артиллеристы укрылись за насыпью. Наверное, успел бы спрятаться и Катаев… Если бы оставил склад. Если б забыл на мгновение, что значат для ребят эти снаряды… Но не было «если». Скинув ватник, Катаев бросил его на ящик. Огонь не утихал. Стал засыпать ящики землей — огонь все равно прорывался. Раскинув руки, боец бросился на ящик всем телом и… потушил пламя. Мы следили за поединком из своего укрытия и молили судьбу, чтоб уцелел парень и не взлетели бы в воздух снаряды… Но маленькую фигурку, одиноко мечущуюся вокруг ящиков на открытом пустыре, видели не только свои. Над позициями кружил «мессершмитт», высматривавший, как коршун, все живое, уцелевшее после бомбежки.
«…И в третий раз, сбавляя газ, прищурился фашистский ас», — писал Павел Шубин.
И точно так пулеметной очередью с немецкого истребителя был «прошит» 19-летний курганский парень, заслонивший собой драгоценные снаряды…
Его похоронили у самого шоссе. К узкой доске от снарядного ящика друзья прикололи солдатскую пилотку со звездой, написали фамилию и даты жизни: 1923–1942 гг.
Война смела и надпись, и могильный холмик. Осталась только маленькая выцветшая фотография, с которой смотрит в сегодняшний день простой русский парень с широким открытым лицом и твердым взглядом. На обороте — полустертая карандашная надпись: «На память Русакову от Катаева…»
После прорыва «коридора» из кольца начали выходить под непрерывным минометным огнем с флангов и бомбежкой с воздуха бойцы 2-й ударной. Их направляли для отдыха и переформирования за Волхов.
Наш 199-й артдивизион занимал оборону на левом берегу вплоть до января 1943 г., когда принял участие в прорыве блокады Ленинграда.
И. П. Русаков,
бывш. замполитрука
199-го противотанкового дивизиона 165-й сд
В. М. Золотухин
Записки полкового врача
442-й артиллерийский полк резерва Главного командования после ожесточенных боев под Рудней, получив пополнение, был брошен под Ленинград. Три месяца мы колесили вокруг Малой Вишеры в радиусе 20 км: Горнешно, ст. Гряды, Гладь, пос. Красное. Комполка — полковник Калмыков, комиссар — Зимин Павел Владимирович, начальник санчасти — военврач 3 ранга Виктор Алексеевич Коробко.
Полк меняет позиции, мы следуем за полком. Новый, 1942 год встретили в деревне Шевелево, но вскоре переместились в деревню Глушица. Началось наше наступление, деревня подверглась интенсивному артиллерийскому обстрелу. Хлынул поток раненых — гражданских и военных. Приобретенные мною до войны кое-какие хирургические навыки очень пригодились. Не забыть первую пациентку в Глушице — 35-летнюю женщину с проникающим ранением грудной клетки, в шоке. Оперировали ее с фельдшером Сашей Селивановым, кровь для переливания дала медсестра Люда Сергеева. Раненую удалось спасти. Солдат с размозжением позвоночника, старик с проникающим ранением живота скончались. Работали без перерыва 15 часов. Пациенты — военные и гражданские, взрослые и дети. Кто-то лишился руки, кто-то обеих ног… Война!
Весь январь и февраль продолжалось наступление. Поступали раненые. Мы набирались опыта и благодаря старым дружеским связям Виктора Алексеевича с начальником армейского склада мед. имущества не испытывали недостатка в перевязочных средствах и медикаментах. Медицинскую помощь оказывали всем, кто в ней нуждался, независимо от принадлежности к той или иной части.
В начале марта наступила оттепель. Быстро рухнули дороги, нарушилась доставка боеприпасов, фуража, продовольствия, медикаментов, затормозилась эвакуация раненых. Бойцы на руках носили снаряды, патроны, провизию, шагая десятки километров в ледяной воде. Люди изматывались до предела, забыв про сон и отдых.
Началось строительство узкоколейки, чтобы улучшить снабжение войск и эвакуацию раненых. Строили ее под непрерывным минометно-артиллерийским огнем и бомбежками. В середине марта немцы перерезали «коридор» у Мясного Бора. Снабжение войск осуществлялось по воздуху — самолетами У-2 и, конечно, было недостаточным.
Маневренность тяжелого артполка свелась к минимуму. В начале апреля гитлеровцы прорвали наши боевые порядки в полосе обороны 1238-го и 1265-го стрелковых Волков, и 442-й артполк оказался под угрозой уничтожения. Командование полка решило пройти Замошскими болотами в безопасный район.
Так начался наш фантастический рейс. Продовольственный запас — несколько жалких кляч, которых вели с собой для убоя в наиболее критический момент. Люди держались на коре, березовом соке и… энтузиазме. По лесной просеке еще могли, с помощью тягачей, проехать автомашины, но тяжелые орудия дорога не выдерживала. Их подцепляли тремя-четырьмя, а то и шестью тракторами и протаскивали вперед метр за метром. Колеса погружались в болотную хлябь, орудия садились на станины. Вдоль просеки срубили все деревья, чтобы с помощью рычагов извлечь орудия из болота. Все — от солдата до командира полка — включились в этот адский труд. Люди вязли в болотной жиже выше колен, были заляпаны грязью с головы до ног, но отрывались от работы лишь на какие-нибудь 10–15 минут, чтобы погреться у костра да выпить кипятку.
«Товарищ старшина, что такое „утопия“?» — спрашивает полковой комиссар Зимин — бывший заведующий кафедрой марксизма-ленинизма одного из ленинградских вузов.
«Видите, товарищ комиссар, — отвечает старшина. — Трактор утоп, одна труба торчит, это и есть утопия…»
Только через 15 суток мы выбрались наконец из этого проклятого болота, оставив в нем пять орудий, четыре трактора, несколько автомашин. Не обошлось и без человеческих жертв. Каждый из вышедших потерял половину своего веса. У нас не было сил, чтобы громко разговаривать, но от сознания, что все ужасное позади, глаза блестели радостью и надеждой.
К нам подошел комиссар Зимин: «Ну что, медицина, выстояли?»
«Выстояли, товарищ комиссар», — ответил Виктор Алексеевич.
«Выдели, товарищ Коробко, пару крепких ребят получить муку в армейском складе. Десять километров туда — десять обратно».
«Кого пошлем? Все на дистрофиков похожи, — советуется со мной Виктор Алексеевич. — Приказ в такой ситуации не годится. Спросите, кто пойдет добровольно…»
Коробко собрал всех: «Кто желает пойти за мукой?» Подняли руки все. И так плохо, и так нехорошо.
