Одним из подтверждений тому стал указ о восстановлении Матахатиро в отряде конного эскорта, который он уже отчаялся когда-нибудь получить. Этот приказ означал, что Отоми шаг за шагом сдает свои позиции, а старейшина Мамия, напротив, обретает все большее влияние. Похоже, что старейшина решил все же отказаться от тайных козней и интриг, и начал играть по правилам, открыто атакуя своего противника.
В этот вечер в доме Аоэ праздновали получение высочайшего указа. Юки сварила красный рис,[99]а Матахатиро впервые за долгое время позволил себе выпить сакэ и с непривычки захмелел.
То ли остатки хмеля придали ему смелости, то ли падающий за окнами снег нашептал ему имя невесты,[100]но в один прекрасный момент Матахатиро решился зайти в комнату к Юки. Он вышел из своей комнатенки размером в три татами, приютившейся сбоку от входа в дом, и направился в гостиную. Через щель в фусума было видно, что в комнате еще горит фонарик.
— Можно войти? — спросил Матахатиро.
— Да, — коротко ответила Юки. Ее голос прозвучал робко и застенчиво. Раздвинув перегородку, Матахатиро увидел, что Юки, вскочив с пола, спешно набрасывает на ночной халат расшитую цветами накидку. Ее постель уже была приготовлена.
— А, ничего, — смутился Матахатиро, — я зайду позже.
Он уже собрался было задвинуть за собой фусума, как вдруг Юки, подняв взгляд, сдавленно промолвила:
— Не уходите.
Матахатиро задвинул перегородку, прошел в комнату и сел на пол. Они молча сидели друг против друга. Опустив голову, Юки смотрела на татами.
— Я… хотел поговорить о твоем отце, — нарушил молчание Матахатиро, с трудом выговаривая каждое слово. — Мне казалось, что после того случая между нами больше ничего нет. Я ждал, что ты будешь мстить, и твердо решил непременно принять смерть от твоей руки… Но ты так и не появилась. Более того, стала жить в моем доме. Признаться честно, я просто возликовал, когда увидел тебя здесь. Простой человек не властен над своим сердцем. Но я понимаю, что на этом ничего не закончилось. Я понимаю…
Юки молча кивнула и снова уставилась глазами в пол.
— Есть правила самурайских домов, — продолжал Матахатиро. — И по этим правилам мы не можем стать мужем и женой.
— Вы хотите, чтобы я ушла? — Юки подняла голову и посмотрела на Матахатиро. Ее лицо, покрытое легким ночным макияжем, казалось бледным. С растерянным видом она добавила: — Только, сударь, мне теперь некуда идти. Бабушка позвала меня жить с ней, и для этого мне пришлось бросить свой дом.
Матахатиро не знал, что ответить. Юки рано потеряла мать, и потому жила вдвоем с отцом. Пять лет назад, когда Матахатиро и Юки обручились, ее отец, Кидзаэмон Хиранума, не позаботился о том, как лучше оформить наследство. Он любил повторять, что для него и зять, и приемный сын[101]суть одно и то же.
Так до самой смерти он и не уладил это дело. Поэтому, когда Юки, отклонив несколько предложений о браке, перешла жить в дом Аоэ, она фактически отказалась от притязаний на свой отчий дом. И хотя дом этот формально еще принадлежал ее семье, вернуться туда она уже не могла. Обо всем этом Юки и рассказала Матахатиро.
Внезапно ее лицо покраснело, а в глазах, в упор глядевших на Матахатиро, заблестели слезы.
— Вы знаете, сударь, что мне уже двадцать лет. Пока я ждала вас… Двадцать!
У Юки были ясные глаза и точеный нос. И только одна деталь не гармонировала с обликом самурайской дочери — слишком чувственный рот с выдающейся вперед нижней губой. Ее подбородок задрожал, и она в отчаянии закрыла лицо руками.
Матахатиро почувствовал, что все его представления о том, как должен вести себя настоящий мужчина, разбились вдребезги. Он протянул руку и сказал:
— Ну, не надо. Иди ко мне.
Юки пересела поближе к Матахатиро и с неожиданной страстью бросилась к нему в объятия. Матахатиро обнял ее и погладил по спине. Уткнувшись лицом в грудь Матахатиро, Юки прошептала:
— Отец, умирая, велел мне во всем полагаться на вас.
— Вот оно что… Прости, — сказал Матахатиро, обращаясь неизвестно к кому. Он отнял лицо Юки от своей груди и пальцем тронул ее за подбородок. Не открывая глаз, Юки откинулась назад и, раскрыв лепестки губ, шумно вздохнула. От этого вздоха по ее телу пробежала дрожь. Матахатиро провел рукой по упругим круглым ягодицам и в этот момент почему-то вспомнил отважную женщину Сати, которую он встретил по дороге от станции Сакуяма, и то, какими белыми были ее бедра. Такая женщина и в одиночку нигде не пропадет. А эта женщина, подумал он, глядя на Юки, без меня не сможет.
Матахатиро осторожно уложил Юки на постель и погасил бумажный фонарик.
6
Постепенно прибирая к рукам управление кланом, старейшина Мамия сначала добился того, что Танго Отоми перестали пускать в замок,[102]а затем решился вынести ему окончательный приговор. Чтение приговора было назначено на десятое число второй луны.
Матахатиро и Дзиннодзё Сибуя из отряда княжеской прислуги сидели в небольшой комнатке, примыкающей к Среднему залу замка, где должно было состояться объявление приговора.
«Как быстро все произошло», — думал Матахатиро. Во время следствия, которое вели старшие офицеры Охранного ведомства, Матахатиро несколько раз вызывали на допросы и даже устроили ему очную ставку с лекарем Содзюном Мурасимой. В конце концов, Мурасима во всем признался.
Отоми заключили под домашний арест. Однако сегодня вечером его под охраной доставили сюда, в замок, чтобы объявить приговор. Сейчас Отоми находился в Среднем зале. Неизвестно, догадывался ли он сам о содержании приговора, но все вокруг знали, что ему будет велено вспороть себе живот.
Если Отоми примет приговор, все должно пройти гладко, но если он начнет возражать и откажется совершить сэппуку, его по высочайшему повелению следовало казнить тут же на месте. Для этого Матахатиро и Сибуе было приказано ждать в комнате рядом с залом.
Официальным исполнителем казни был назначен Ёноскэ Маки, самурай, служивший в одном отряде с Матахатиро. Он тоже сидел в Среднем зале в числе прочих присутствующих.
Таким образом, Матахатиро и Сибуе следовало вмешаться только в том случае, если Маки по каким-то причинам не сумеет исполнить свое предписание.
