подобное, если это вас устроит. Но поймите, после того, как мои люди потратят время и силы, добиваясь правды, и сеть обмана, ячейка за ячейкой, будет расплетена, ваша телесность окажется в недостатке.
Отец делает паузу, а затем добавляет:
– Я даю вам возможность выбрать путь труса – признаться, избежать пыток и начать отбывать наказание.
Доктор Ван вздыхает, его плечи опускаются, а уверенность в себе тает. Мне вспоминается история о храбреце, спрятавшемся под кроватью, как испуганный котенок, спасаясь от грозной жены, которую давным-давно рассказывала Целомудренная тетушка. Наконец доктор Ван говорит.
– Я почтительно прошу выбрать путь труса. Пытки не понадобятся. Я приму ваш вердикт, основанный на том, что вы слышали, и тот приговор, который, по вашему мнению, я заслуживаю. Только без боли и крови.
– Так тому и быть. – Отец обводит взглядом аудиторию, выражая свое мнение о полном отсутствии у доктора чести и мужества. – Позвольте мне начать с того, что я вырос в семье, где в равной степени уделяли внимание и научным занятиям, и медицине. В частности, от своей матери я узнал, что в медицине мы должны рассматривать человека и протекающие внутри него процессы как часть единого космоса и задаваться вопросом: находятся ли они в гармонии?
Он делает паузу и показывает на меня.
– Ныне я горжусь тем, что моя дочь научилась видеть законы мироздания не только в частном, в здоровье и недугах людей, но и в общем, соединяющем человека с космосом. Именно поэтому она смогла привлечь мое внимание к вашей проблеме. Моя дочь и мои родители умеют чувствовать дисбаланс и отыскивать способы его исправления в телах людей. Я, следуя тем же курсом, отыскиваю в словах и делах обвиненного в преступлении человека то, что не гармонирует с космосом, выявляя отпечатки дисбаланса, и раскрываю тайные помыслы и мотивы злодея.
Отец делает паузу, чтобы письмоводители могли записать все его слова. Как только их кисти перестают двигаться, он снова берет слово.
– Слава – это мечта, за которой гонятся некоторые люди. Иногда им удается поймать ее и удержать, словно хвост воздушного змея в бурю. Иногда они ослеплены желанием получить признание или влияние, словно выпили флягу сказочного вина. Мы говорим о базовых элементах инь и ян, не так ли? Постоянное противостояние добра и зла, любви и ненависти, чести и бесчестия, которые следуют друг за другом в бесконечном цикле. В данном случае, доктор Ван, вы были не одиноки в своих злодеяниях. Я прошу повитуху Ши и госпожу Чэнь встать рядом с вами.
Как только две женщины оказываются на месте, отец говорит:
– Все наказания продиктованы Великим кодексом Мин: обезглавливание, изгнание, каторга и порка.
Услышав эти слова, повитуха Ши, кажется, смирилась. Госпожа Чэнь молчит под вуалью. Доктор Ван бледнеет, возможно думая, что стоило избрать другой путь.
– Я начну с повитухи Ши, – продолжает отец. – Наказание за ложь на дознании сурово – сто ударов железным прутом.
– Нет! – вскрикивает Мэйлин. Это гораздо хуже, чем то, что она получила во дворце.
Отец не обращает внимания на ее крик.
– Хотя согласно кодексу я не могу приостановить исполнение приговора, его можно смягчить, что, на мой взгляд, оправданно в данном случае. В конце концов, повитуха Ши, женщина и одна из «шести бабок», не могла ослушаться приказа доктора Вана. В то же время мы должны восхищаться ее конфуцианской преданностью. Она пожертвовала своей репутацией, чтобы обеспечить будущее дочери. Эта дочь, еще одна представительница «шести бабок», также воплотила в жизнь заповеди Конфуция. Помогая разоблачить доктора Вана, Молодая повитуха помогла очистить имя своей матери. Повитуха Ши получит сто ударов самым легким бамбуковым прутом, который только найдется в округе.
Выслушав приговор, мать Мэйлин остается неподвижной, как камень. Легкая и прозрачная вуаль госпожи Чэнь трепещет.
– Что касается госпожи Чэнь, – говорит отец, – то она – собственность господина Яна. Я оставляю ее наказание на его усмотрение. На его месте я бы немедленно изгнал наложницу из дома.
Отец не мог знать, что ее и так уже вышвырнули на улицу.
Он отпускает двух женщин и поворачивается к доктору Вану.
– Мертвые не упокоятся, а живые не успокоятся без возмездия. Наказания для тех, кто убивает нерожденного ребенка, рот, глаза, уши, руки и ноги которого еще не полностью сформировались, практически не существует. Однако в данном случае плод молодой повитухи – девочка – имел все эти физические характеристики. – Он делает паузу, когда доктор Ван начинает всхлипывать. – Я хочу назначить доктору Вану наказание, которое отучит других пытаться совершить нечто подобное в погоне за властью и финансовой выгодой. Он получит сто ударов железным прутом и будет носить колодки на шее в течение года, чтобы все видели его унижение. Если через двенадцать месяцев он будет жив, я приговариваю его к обезглавливанию на центральной площади Уси.
Пока двое охранников приближаются, доктор Ван изо всех сил пытается сдержать охватившие его чувства. И это ему удается! Удаляясь со двора под конвоем, он снова становится самим собой – высокомерным и полностью контролирующим эмоции.
Вечером мужчины семьи Ян устраивают застолье в честь отца. Мне не разрешают присутствовать на нем. Перед праздником я отправляюсь на поиски мужа и нахожу его одного в библиотеке. При виде меня он кривится.
– Сваха говорила, что ты умна, – устало говорит он, – но из-за твоего ума пятно позора легло на наш дом.
– Написать отцу было правильным поступком…
– Для кого? Для Целомудренной тетушки? Она заботилась обо мне, когда я был мальчиком. У меня остались о ней приятные воспоминания. И видеть ее в таком состоянии… А что до Молодой повитухи…
– Напоминаю, что я была его целью!
– Но с тобой же ничего не случилось?
Наши глаза встречаются.
– Юньсянь, меня расстраивает, что ты не посоветовалась со мной. Разве можно говорить, что твой выбор продиктован любовью или даже долгом?
Я кладу руку на его рукав и чувствую тепло его кожи сквозь шелк.
– Прости, если я причинила тебе боль.
Он отстраняется и бесшумно возвращается за свой стол. Проходя через галерею, я чувствую тревогу. Я исправила ошибки, но какой ценой? Вернувшись в свою комнату, я нахожу записку от отца, в которой он сообщает, что хотел бы встретиться перед отъездом. На следующее утро в назначенное время я отправляюсь в павильон. Все следы пережитых здесь горестей и боли исчезли – еще один пример того, как быстро люди и природа забывают дурное. Я наливаю отцу чай. Карпы плавают вдоль террасы, выпрашивая что‑нибудь вкусное. Пожалуй, я никогда прежде не проводила
