над собственной судьбой. И уже не случайны такие слова Глеба Яковлевича: «Религия большинства поэтов – одиночество… И вырваться из одиночества можно, только идя к Богу».…Миновали деревушку, распечатали село… Заглянули в храм-церквушку, чтобы душу не свело. Я воскрес, скажи на милость! Хоть и поздно – не до сна. И подружка распрямилась, как гитарная струна.
(«Никогда не поздно»)
Но и на острое слово по-прежнему не скупился: Очень странная страна, Не поймёшь – какая? Выпил – власть была одна. Закусил – другая.
(19 августа 1991)
Шло время, выходили новые книги, имя Горбовского становилось всё более известным и значимым не только в Петербурге. Читателей подкупала искренность поэта, желание поделиться с ними своими сомнениями, а порой и бедами. И в то же время широкий взгляд на нашу действительность, верность традициям великой русской поэзии, щемящая душевная нота поднимали его стихи к той планке, что преображает талант в нечто большее, ставит поэта в один ряд с истинными и любимыми мастерами русского слова.
…А я и до сих пор не знаю, Была ли женщина – земной? Она, как музыка ночная, вся колебалась над волной… И вся закутанная в ткани, Как в шелковистый шепоток, она столкнула шаткий камень, и ожил заспанный поток!..
(«О женщине»)
Чуткое ухо расслышит блоковскую мелодию, столь любимую автором.
Долгий творческий и жизненный путь подвигли Глеба Яковлевича на прозу-исповедь «Падший ангел», в которой он, опять-таки не приукрашивая перипетий судьбы, делится с читателем тем, к чему пришёл и во что свято верит. В данном случае «свято» – слово не проходное.
Во дни печали негасимой, Во дни разбоя и гульбы — Спаси, Господь, мою Россию, Не зачеркни её судьбы. Она оболгана, распята, Разъята… Кружит вороньё. Она, как мать, не виновата, Что дети бросили её.
(1993)
И уж вовсе как выдох, как разряд энергии:
Немало стран узрел, кочуя и бытуя, но лишь одну воспел — Россию, Русь святую.
Дожил Глеб Яковлевич не только до престижных литературных премий, но и до целой серии легенд, связанных с его именем, что, несомненно, говорит о его популярности, особенно в Петербурге. Пользуясь этим, некоторые литераторы не раз и не два выдавали себя за Горбовского, занимая от его имени деньги в те не слишком щедрые времена. Был и такой случай. Работая в экспедиции на Дальнем Востоке (кстати, будущий большой поэт немало перепробовал профессий), Горбовский как-то зашёл в кафе или ресторан и услышал уже хорошо известные многим «Фонарики». Ещё не избалованный вниманием почитателей, Глеб с удовольствием сообщил ближней компании о своём авторстве. За что и получил по полной: не поверили! Мол, это чуть ли не народная песня, а тут всякие примазываются… Хоть Горбовский, как мы знаем, не из робкого десятка, но в этот раз победа явно обошла его: еле ноги унёс.
А подспудно все эти годы шла огромная внутренняя работа – та самая, вверх, к новым ступеням в судьбе и творчестве. «Пушкиных-то всегда было мало, – говорит он. – Единицы. Есть способные люди, одаренные, помазанные поэзией. Но надо, чтобы талант отшлифовался, вся шелуха отпала…» И подтверждал эти слова строками из самой глубины сердца. К примеру, о России:
Слышу, как рушат её жернова зёрен заморских прельщающий крик. Так, разрыхляя чужие слова, в муках рождается русский язык. Пенятся воды, трепещет каркас, ось изнывает, припудрена грусть. Всё перемелется – Энгельс и Маркс, Черчилль и Рузвельт – останется Русь.
(«Жернова»)
В июне 2011 года произошло важное событие в жизни Глеба Горбовского– присуждение литературной премии Союзного государства. Церемония награждения прошла в знаменитом Доме творчества литераторов в поселке Комарово близ Петербурга. Где, кстати, не раз бывали Анна Ахматова и Иосиф Бродский. С высокой премией его искренно поздравили друзья, коллеги по писательскому цеху и просто читатели. Приехали и гости из Беларуси, где Горбовского тоже хорошо знают, ибо на берегах Двины поэтом было написано немало стихов, в том числе лирических. Этому периоду – семейному и творческому – посвящена его «Белорусская тетрадь».
И ещё одно. Во все годы Горбовскому хватало как искренних почитателей, так и тех, кому не нравился его максимализм, а чаще просто правда, которая от известного человека в России всегда требует мужества.
Полистайте его книги, и вы найдёте немало стихов, подобных этому:
Вот мы Романовых убили. Вот мы крестьян свели с полей. Как лошадь загнанная, в мыле, хрипит Россия наших дней. «За что-о?! –
