не поговорю с ним.
Она делает угрожающий шаг ко мне, но я не двигаюсь с места, будто меня приклеили к этой ступени.
– Лилиан… – начинаю я и вижу, как ее глаза расширяются. Черт!
– Знаешь мое имя. Отлично.
– Мне всего лишь надо поговорить с ним.
Она стоит, все так же высверливая во мне дыру взглядом. Мимо калитки проходят люди, здороваются с ней, с удивлением смотрят на меня. Она старается делать вид что ничего не происходит, но ее фальшивая улыбка выдает гнев.
– Ладно, – сдается она и прикрывает дверь. – Иди за мной, не хочу, чтобы соседи тебя видели.
Я встаю и направляюсь следом. Мы обходим дом с правой стороны и скрываемся за углом. Она подходит к густым кустам, вновь складывает руки на груди и смотрит на меня.
– Зачем ты пришла? Что тебе от него надо?
Я выдыхаю спертый воздух, вдыхаю легкий аромат цветов и тихим голосом говорю:
– У меня есть к нему просьба. Я приношу извинения, что так ворвалась, что вторглась в вашу жизнь, но мне очень нужна его помощь в одном вопросе.
– И в каком? – с недоверием спрашивает Лилиан.
– Я не могу вам сказать. Это странная просьба, в которой мне может помочь только он.
Ее глаза округляются, а рот вытягивается. Она явно недоумевает.
– Понятно. Ты пришла поиздеваться, проверить меня на прочность? Тебе мало того, что ты сделала, мелкая дрянь, – вырывается у нее, и она приближается ко мне вплотную.
Что я сейчас сделала? Что сказала не так? Я непонимающе смотрю на нее и чувствую, как щека горит от пощечины, которую она мне влепила. Хватаюсь за щеку и делаю шаг назад, упираясь в колючие ветки кустарника.
– Простите, вы не поняли. Я ничего не делала, – лепечу я, оправдываясь, хочу сделать еще шаг назад, но дальше только кусты. Можно развернуться и убежать, но я стою как истукан, с широко открытыми глазами.
– Ты что, считаешь, что я дура? Что я ничего не знаю? – кричит она мне в лицо.
Я все так же непонимающе смотрю на нее и вижу, как ее руки трясутся, как нижняя губа вздрагивает, как ходят желваки. Она закрывает лицо руками и, отвернувшись, идет в сторону веранды.
– Прости меня, прости, – говорю я и ступаю за ней, чувствуя вину, сама не зная за что. – Пожалуйста, не уходи. Я не знаю, что сказала не так. Что я тебе сделала?
Она останавливается, поворачивается в мою сторону, ее красные глаза не отрываясь смотрят на меня, и она разражается звонким истерическим смехом:
– Бог все видит и всем дает по заслугам.
– Что ты имеешь в виду? Да о чем ты, черт возьми?
– О-о-о, уже на «ты». Так вот. Я тебя знаю, Анна Битрайд. Я видела вашу с ним переписку. И такое не забывается.
Я пытаюсь сглотнуть, но выходит с трудом. Делаю большой глоток воздуха.
– Этого не может быть! – шепчу я.
– Да? Не может быть, что ты вешалась на моего мужа? Или не может быть, что ты с ним спала? Или спишь до сих пор?
– Нет, этого не было. Я с ним не сплю, – судорожно отнекиваюсь я.
– Вы все одинаковые, все! Хотите отнять его у меня! Но я не позволю. Я не позволю! – кричит она.
Руки у меня трясутся, в ушах звенит, я в упор смотрю на нее. Слова вырываются сами:
– Лилиан, ты замешана в убийстве Лины Маккольм?
– Что? – Ее лицо застывает с гримасой непонимания.
Она замирает, мотает головой, щурит глаза. Ее щеки белеют, и лицо покрывается красными пятнами, вена на шее проступает, челюсти сжимаются.
– Что за бред ты несешь? – взрывается она.
– Может, ты думала, что она тоже была его любовницей? Может, ты что-то подстроила, подставила Лину? – наседаю я.
– Я не знаю никакой Лины, или как ее там. И я никого не подставляла. У Давида была связь только с тобой.
– Что?
Она смотрит по сторонам, будто что-то ищет, потом на меня. Ее глаза широко открыты, рот тоже, словно ей не хватает воздуха.
– Я поняла. Я все поняла… – шепчет она. – Ты хочешь подставить меня! Ты хочешь сказать Давиду, что я в чем-то замешана! Ты хочешь, чтобы он меня бросил и ушел к тебе. В этом твой план? Да? Это твоя просьба к нему? Ты решила меня устранить. Вот твой план. Вот зачем ты пришла! – уже надрываясь, вопит Лилиан.
– Нет, нет! Я пришла не за этим. У меня с ним ничего нет. У меня есть парень, – пытаюсь сказать я.
Но она меня не слышит, она мне не верит. Ее глаза блестят, все тело напряжено, лицо искажено гримасой ненависти. Она как змея, готовая в любую секунду броситься на меня и впрыснуть смертельный яд. Я понимаю, что надо бежать.
Глава 30
Мой сын – мое наказание и мое проклятие. И только я это знаю.
Ноги сами несут меня через сад, за угол дома, через калитку, вдоль улицы к автобусной остановке. В ушах стоит ее истерический крик. Я запрыгиваю в первый попавшийся автобус. Даже не запрыгиваю, а влетаю, чуть не снеся медленно заходивших пассажиров. Когда двери закрываются, я выдыхаю и прохожу в самый конец салона, прижимаюсь стеклу, всматриваясь в бегущую мимо улицу. Лилиан за мной не гонится, снаружи безмятежно течет жизнь. Пульс устаканивается не скоро, руки подрагивают, шею и плечи ломит от напряжения. Я неустанно смотрю на городские пейзажи, отходя от дверей, только когда они открываются на остановках. Погруженная в свои мысли, я чуть не проезжаю нужную остановку, этот автобус не доезжает до моего дома, а поворачивает в другую сторону. Но, услышав откуда-то издалека голос, объявляющий маршрут, я торопливо выбегаю, после чего быстрыми шагами, преследуемая мыслями и невидимыми тенями, устремляюсь домой. И, только захлопнув за собой дверь квартиры, могу вздохнуть спокойно. Я закрываю замок и щеколду, смотрю на всякий случай в глазок и, убедившись, что за мной никто не гонится, беру из рюкзака тетрадь мистера Олда, телефон и иду на кухню. Там подогреваю остатки купленной готовой еды, ожидающей своего часа в морозилке, и завариваю чай из чабреца. Сил звонить Сергею или Алу не остается, о встрече с деканом и речи быть не может. Меня передергивает от одного воспоминания о выражении лица Лилиан.
Поев, я удобно устраиваюсь на диване, беру в руки тетрадь мистера Олда. Из нее мне на колени выпадает небольшая фотография. Старая, потертая, запечатлевшая двух счастливых влюбленных. Я
