Утром за нами снова приехал автомобиль посла Чеченской Республики в сопровождении вооруженных боевиков. Практически под конвоем нас доставили в аэропорт, и, покидая машину, Рашид попросил:
– Не уезжайте даже тогда, когда мы поднимемся по трапу, дождитесь, пока самолет наберет высоту.
Предусмотрительно? Да. Излишне предусмотрительно? Возможно. Но когда не просто интуитивно чувствуешь опасность, а получаешь недвусмысленные угрозы, лучше, как говорится, перебдеть, чем наоборот.
Я не думаю, что в Элисте на самом деле со мной могла случиться трагедия, но осторожность еще никому никогда не мешала. А вот за здоровье Башара я действительно испугался. Он продемонстрировал, что от него можно ждать нападения, показал, что ничего и никого не боится. Но кому, как не шахматистам, лучше всех знать, что, атакуя короля, сам можешь напороться на мат? Так что окончательно я расслабился только тогда, когда самолет Куатли взял курс из Москвы на Париж. Вся эта история могла давным-давно стать достоянием общественности, появившись в журнале «Совершенно секретно» Артема Боровика. Но трагическая смерть журналиста заставила меня на какое-то время забыть о своих откровениях.
Терпение лопнуло
Вернувшись в Москву, я снова смог позволить себе испытывать спокойствие и даже некоторое удовлетворение от поездки. Тем более что отправленные мной к Илюмжинову голландцы сделали все именно так, как я того и ожидал. Продемонстрировали Кирсану соглашение, подписанное с ФИДЕ, показали, что спонсором их турнира выступает крупнейший алюминиевый концерн, нарушать с которым соглашения – себе дороже. Илюмжинов, казалось, отреагировал на случившееся довольно спокойно, мы даже подписали соглашение о переносе сроков чемпионата и указали в нем, что новые сроки должны быть установлены по согласованию с чемпионом мира, ФИДЕ и организаторами. Но радовался я рано. В январе девяносто девятого до меня начали доходить слухи, что чемпионат назначили на август. Сначала я не воспринял информацию всерьез. Мне никто не звонил, ни о чем не спрашивал. Разве могли назначить? Но день за днем слухи обрастали новыми подробностями и становились все более реальными. Я попытался связаться с Кирсаном, но сделать это оказалось не так просто – был как раз один из таких периодов, когда Илюмжинов неожиданно пропадал и оказывался недоступен практически всему миру. Где он бывал в течение десяти, а то и двенадцати дней? Чем занимался? Какие далекие вселенные навещал? Я знаю лишь то, что он пропадал и на связь не выходил. Мне удалось найти его, только воспользовавшись телефоном моего приятеля, на звонки которого президент Калмыкии предпочитал отвечать.
– Кирсан Николаевич, – начинаю без обиняков, – мы ведь с вами подписывали соглашение о том, что сроки матча должны быть оговорены в трехстороннем порядке?
– Подписывали, – соглашается Илюмжинов без всяких экивоков.
– А я слышал, что уже даты какие-то есть, разве не так?
– Нет-нет, никаких точных дат пока нет, у вас неверная информация.
И буквально через несколько недель после этого разговора, так и не согласовав со мной ничего, Илюмжинов объявляет августовские даты сроком проведения чемпионата мира. Надо было слишком плохо знать Кирсана, чтобы позволить себе думать о случайности его выбора. Полагаю, он прекрасно знал, что в августе девяносто девятого ни на какой чемпионат мира я не поеду. Меня связывали предвыборные обязательства. Я не мог их нарушить и нажить себе политические проблемы, о чем Илюмжинову было прекрасно известно.
Примерно в это время как раз на матче Майка Тайсона, где я имел удовольствие лицезреть Трампа и Николсона, я познакомился с высококлассным американским юристом Брауном, с которым волею судьбы сидел рядом. Я рассказал ему о сложившейся ситуации и получил рекомендацию обязательно подавать в суд и защищать свои права.
– Готов представлять ваши интересы, – сказал Браун. – Это стопроцентно выигрышное дело, нет ни малейших сомнений.
Мы разошлись на том, что я дам знать, как только буду готов, но, к сожалению юристы иногда забывают о том, что не владеющие их профессией люди не всегда знают все тонкости законов. Тем более когда речь идет о законах другой страны. Браун не предупредил меня, что иностранец имеет право обращаться в американский суд с иском о нарушении его прав только в тот момент, когда эти права собственно нарушаются. То есть последней возможностью для меня судиться в США было бы обращение с заявлением в последний день проведения чемпионата. Но я об этом не знал и сроки пропустил. Когда позвонил Брауну, развязавшись с предвыборными обязательствами, услышал, что поезд ушел и сделать что-либо на территории Америки невозможно.
Тогда я решил посоветоваться с Албаном Бродбеком. Он хоть и был специалистом по бракоразводным делам, юридическую систему знал хорошо и считался одним из лучших юристов Швейцарии. Албан надоумил меня обратиться в Спортивный арбитраж в Лозанне и согласился (не безвозмездно) подготовить все необходимые документы для обращения. Судом, конечно, эту организацию назвать довольно сложно. Насколько я понимаю, создана она была по инициативе Самаранча исключительно для того, чтобы поддерживать решения Олимпийского комитета или тех или иных Федераций о дисквалификации спортсменов, о допинговых нарушениях или о несоблюдении каких-то правил. Все без исключения Олимпийские комитеты и Федерации вынуждены подписывать соглашения о том, что все разногласия рассматриваются в Спортивном арбитраже в Лозанне и таким образом оказываются зависимы от решений организации, которая, в свою очередь, зависима сама по себе. Именно поэтому сейчас наш Олимпийский комитет не может отстоять права спортсменов. Нет никакой вышестоящей инстанции, куда можно было бы пойти с апелляцией, если решение Спортивного арбитража тебя не удовлетворяет.
Кроме того, процессуальная система в Лозанне далека от совершенства. Когда я судился, в суде работали двадцать девять специально аккредитованных арбитров. Аккредитацию выдавал исключительно Международный олимпийский комитет. Угоден арбитр – получи бумажку. Нет – извини, свободен. На каждый процесс из числа аккредитованных счастливчиков назначались защитники обеих сторон и председатель, который, выслушав прения, принимал решение единолично. На одном процессе человек мог быть председателем, на другом защитником пострадавшей стороны, на третьем представлять интересы прохиндеев. В такой ситуации нельзя не говорить о взаимозависимости судей. Слишком велико искушение договориться о взаимовыгодных решениях. И это самое неприятное с точки зрения справедливости и правосудия.
Я отправился в Спортивный арбитраж самостоятельно, без какой-либо поддержки спортивных организаций страны. Мероприятие это, честно говоря, довольно дорогостоящее. Я бы не рекомендовал обращаться туда тем, кто имеет хоть малейшие сомнения в исходе дела в свою пользу. Процесс обошелся мне примерно в пятьдесят тысяч евро, хотя сами заседания длятся всего несколько дней. А с момента подачи заявления до собственно слушания прошло, наверное, месяцев десять. Сначала ФИДЕ затягивала предоставление документов и не давала никаких объяснений, потом сам Арбитраж канителился с рассмотрением дела. Я требовал у ФИДЕ выплатить неустойку в полтора миллиона евро. Их встречный иск, в котором говорилось о большом финансовом ущербе в связи с отсутствием чемпиона мира на соревнованиях, составил три миллиона.
