его ниточки, за которые он дёргает смертных. Мы думаем, что это любовь, а на самом деле это искушение дьявольское, похоть одна и больше ничего. Мы думаем, что это настоящая дружба, а тебя просто используют. Мы думаем, что это дети наши, а это уже дьявольское отродье. Абсолютной власти он хочет над людьми и ничем не погнушается.
— А что хотела старуха? — спросил я. — Что ей от меня было нужно?
— Хотела разорить вашу семью. Порчу хотела навести через тебя. Но бабушка сильная была, ничего не скажешь, если по её стопам демоны ходят.
— Она могла быть как-то связана с Флюрой?
— Это мать её, — спокойно ответил батюшка.
— Мать? — Я был поражён. — Я никогда не видел её в нашем доме.
— А ты не мог её видеть в обыденной жизни.
— Почему?
— Потому что она уже давно умерла.
— То есть вы хотите сказать..?
— Да, — решительно ответил отец Александр. — К тому моменту, когда ты её увидел, она была уже давно мертва.
Я похолодел от ужаса — мурашки покрыли все моё тело и даже забрались в волосы на голове. Мне показалось в тот момент, что старуха стоит за моей спиной, и я резко оглянулся назад.
— Не бойся, сын мой, — молвил батюшка. — Ты ей уже не интересен… Всё что она должна была исполнить, она уже исполнила.
Он сделал небольшую паузу и добавил:
— А теперь мы должны это исправить.
Я с надеждой и собачей преданностью посмотрел на него.
— Расскажи, что было дальше… Что было в твоей юности? — попросил батюшка.
— После истории с девочкой Настей моя жизнь превратилась в кошмарный сон. Во-первых, мне всё казалось чуждым, не настоящим, а во-вторых, только сон может быть настолько нелепым. Меня преследовали вечные проблемы и промахи. Я ни во что не ставил свою жизнь и постоянно испытывал судьбу. Я любил повторять фразу капитана Немо: «Я не живу в обществе и не живу по его законам». Моими героями стали граф Монте-Кристо, Питер Блад и Джон Сильвер. С ранних лет я готовился к тому, чтобы стать маргиналом. С каждым годом я становился всё более замкнутым, отдаляясь от родителей, друзей и однокашников. Я возненавидел школу, с её вечной кутерьмой, шумом, насилием и нестерпимым запахом подгоревших котлет. Я прятался от этого невыносимого шума в подвале, рядом с железной дверью бомбоубежища. Я курил там и с отвращением слушал, как гудит над головой этот растревоженный улей. А потом у меня начал развиваться невроз навязчивых состояний, или, как его называют психиатры, обсессивно-компульсивное расстройство. Я был одержим саморазрушением. Я помню, как моя жизнь превратилась в сплошное насилие — и дома, и в школе, и во дворе. Я постоянно дрался. Я не искал приключений на свою задницу — они сами находили меня. Даже собаки начали на меня кидаться, что уж говорить про всякую шпану. Я не ведал страха — мне было неважно, кто передо мной стоит и сколько их вообще. Очертя голову я кидался в драку и, конечно же, частенько отхватывал дюлей, но и в этом я находил своё упоение. Я был самым настоящим зверёнышем. К восьмому классу меня уже никто не трогал, и даже самые отъявленные хулиганы обходили меня стороной, называя за глаза «ёбнутым». Во мне была какая-то страшная сила, которая разъедала меня изнутри и разрушала всё, к чему я прикасался. Так было — так осталось до сих пор. А какой-то момент мои родители начали жутко ссориться. Отец даже бил мать, и мне приходилось за неё заступаться. Однажды они круто повздорили, и мы с мамой уехали к бабушке, а папа целую неделю пьянствовал в пустой квартире и сходил с ума. Наверно, он больше всех переживал по поводу случившегося и больше всех пострадал. Мама подала на развод, но в итоге они помирились, и после этого папа завязал с алкоголем навсегда. Они постепенно забыли эту историю, но я никогда не забуду лето 1978 года.
— Вот такое яичко снесла вам эта чёрная курица, — отозвался батюшка после некоторого молчания. — А знаешь, сын мой, почему это всё с тобой произошло?
— Почему?
— Потому что твои родители не верили в Бога и даже не удосужились тебя покрестить. А ведь бабушка твоя настаивала на этом, когда ты родился… Но папа ответил ей в шутку: «Что за предрассудки, маменька? Мы живём во второй половине двадцатого века, верим только в науку и здравый смысл». Такие шуточки дорого стоят иногда.
— Откуда Вы всё знаете? — удивился я.
— Я читаю тебя как книгу, только ты сам её листаешь. Я не знаю всего и не могу знать… Я могу только предполагать, как дальше развивался сюжет.
— А скажите, батюшка, — спросил я, — на свете много ведьм?
— Ведьмы? — задумчиво произнёс он. — Хм… Ты знаешь, сын мой, настоящих профессионалов своего дела всегда было не много. Я вон печку хотел в храме переложить, так два месяца хорошего каменщика искал. У одного руки кривые, у другого головы нет, третий в запой ушёл… Мужичок один приезжал ребёнка крестить из Майкопа… Так он печку и сладил. А ты говоришь, ведьма… Это очень сложная профессия. Тут особый дар нужен. И хорошая… Тьфу! Что я говорю? Настоящая ведьма — это большая редкость. Упаси Господи, с ней встретиться.
— А вокруг так… одни ведьмочки, — продолжал он. — То бишь они мнят себя таковыми. У нас половина посёлка — ведьмочки. Страшные, размалёванные, с четырнадцати лет уже пьют, курят, прелюбодействуют… Как только парни с ними спят? В жёны их берут! Тьфу!
— Так у вас и парни такие же, — сказал я. — С утра уже у магазина трутся. Морды у всех пропитые.
— Ты прав, сын мой, — горестно вздохнул отец Александр. — Это великая проблема. Там ещё и наркотики. Что только не варят — адское зелье!
— А что, батюшка, из молодых кто-нибудь в храм ходит?
— Откуда? Молодежь на дискотеках скачет, а в храм приходят люди, которые уже натерпелись от жизни.
— Ну вот и мне уже пора, — подхватил я с улыбкой.
— Ну ладно, — сказал он решительно. — Что-то мы отклонились от темы. Рассказывай, что дальше было.
