крестиком предплечья…
Сквозь сон я слышал, как хлопнула в секции дверь и мягкие шаги угасли в соседней квартире… А потом хрипловатый баритончик Димы гудел на низких тонах довольно неразборчиво, а его оппонента вообще не было слышно, как будто он разговаривал на дактильном языке. Поздняков выкрикнул: «Да я вас всех на хую…!» — и резко замолчал. Тишина плавно перетекла в бессмысленный арт-нуар на внутренней поверхности моих век…
Не знаю, сколько я спал, но когда в мою дверь постучали, на календаре был уже понедельник. Я подумал сперва, что мне показалось, по-собачьи приподняв голову над столешницей, но стук повторился. Я вышел в прихожую и посмотрел в глазок — это был Дима Поздняков. Морда у него была страшная и опухшая. Волосы на голове стояли дыбом, а выпуклые глаза были безумны.
— Эдуард, родненький, подыхаю, — простонал он и рухнул прямо у моих ног.
— Димыч, не балуй! — рявкнул я и потащил его на диван.
— Выручай, братуха, — скулил он, хватаясь за сердце, и у него из ладошки выпал полтинник.
— Скорую? Валидол? Нитроглицерин? Что нужно, Дима?
— Беленькой хочу, — чуть слышно прошептал он, закатывая глаза. — Хотя бы глоток… Подыхаю, Эдичка… Ну видишь, как… Пиздец полный… До утра не доживу… Выручай.
— Может, всё-таки скорую?
— Иди-и-и.
Его тряс бешеный озноб, и жилки на лице дёргались так, словно кто-то исполнял виртуозные пассажи на чёрно-белых клавишах его души — чьи-то тонкие длинные пальцы…
Когда я вышел из подъезда, была уже глубокая ночь: фонари выключили и вокруг меня простиралась чёрная мгла. Снегопад прекратился, и одинокие белые хлопья плавно опускались на мою голову. На мне был короткий пуховик Finn Flare, потёртые джинсы Motor и спортивная шапочка Lacoste. Ботинки Caterpillar утопали в глубоком снегу. Было тепло и влажно. Температура колебалась около нуля.
Я прошёл по Гвардейскому бульвару, свернул на Гастелло… Впереди маячил «Огонёк», — так назывался круглосуточный павильон, в котором можно было купить водку, пиво, вино и нехитрую закуску, — он светился неоновой одноимённой вывеской.
— Бутылку «Ладоги», — сказал я и протянул смятый полтинник в открытое окошко.
Безликая, безымянная рука протянула мне бутылку и сдачу. Я двинулся в обратный путь… До моего крещения оставалось пять минут — крещения огнём и Святым Духом.
Кто-то считает, что всё в нашей жизни предначертано и последняя дата так же определена, как и первая, а кто-то думает, что он творец собственной судьбы. Моё мнение: всё гораздо сложнее, и наша жизнь — это игра по правилам, которых мы не знаем.
Я иду по жизни как слепой — наощупь. Я измеряю реальность длинной своего жизненного опыта и ничего не знаю о мире духовном, эманацией которого является наш мир. На моём пути иногда появляются фатальные точки, мимо которых я не могу проскочить, но решение той или иной проблемы всегда остаётся за мной. Я считаю, что наша жизнь предельно экзистенциональна, но этот предел у каждого свой.
Когда я вышел на Гвардейский бульвар, бледно-серые кучевые облака разошлись и в прорехе появилась сияющая луна. Снег под ногами, крыши домов, голые стволы деревьев — всё окрасилось амиантовой пудрой, и чёрные зловещие тени протянулись ко мне… Я оглянулся назад и вздрогнул: в пяти метрах от меня шли трое.
Я даже не понял, когда они появились, ведь на улице не было ни души. Я ещё раз оглянулся, и они были уже совсем рядом, — двигались они гораздо шустрее меня. Всем своим естеством я ощутил опасность, и меня охватила жуткая тревога. «Спокойно, Эдичка», — прошептал я и ускорил шаг; на автомате сунул руку в карман — пусто, в другом — носовой платок, и тут я вспомнил, что потерял «выкидуху» в Небуге: она исчезла загадочным образом из моей ветровки. — «Чёрт побери!»
Ещё мгновение — и они за моей спиной; мне кажется, что это всё происходит во сне… Я поворачиваюсь — твёрдый продолговатый предмет, сильно напоминающий бейсбольную биту, прилетает в голову, и я падаю на землю, а дальше меня начинают молотить, как в деревнях молотили пшеницу: шлёп-шлёп-шлёп-шлёп-шлёп-шлёп-шлёп, — я перекрываюсь руками, и кровавая пелена застилает мои глаза…
Я теряю сознание и чувствую, как боль перестаёт быть актуальной, постепенно превращаясь в обречённость: «Ну и ладно, значит так надо, значит такая судьба». В голове проносятся картинки из детства — между мной и моим телом появляется дистанция. Я понимаю, что это и есть душа. Я был так близок, но этого не случилось… Потому что случилось чудо.
Я уже практически потерял сознание, когда во мне вдруг появилась неистребимая, ничем не убиваемая воля к жизни, — она проникла в меня как шаровая молния и разорвалась внутри, наполнив такой ослепительной энергией, что я буквально оттолкнулся от земли и полетел прочь, зацепив кого-то локтем, кого-то коленом, кого-то подсечкой опрокинув на снег…
Я летел, беспомощно перебирая ногами и чуть касаясь подошвами земли, — я отчётливо понимал, что меня «тащит за шиворот» какая-то внешняя сила — неведомая, но абсолютно реальная. Тогда на железнодорожном полустанке Он всего лишь коснулся моего плеча, но в ту октябрьскую ночь Он проявил себя в полной мере, — наверно, у Него не было иных вариантов, чтобы спасти меня. Отныне у меня нет никаких сомнений. Круг замкнулся.
Он притащил меня к подъезду и бросил в снег. Силы окончательно покинули меня, и я лежал на холодной земле, раскинув руки в разные стороны. Надо мной кружил снег и как бельмо на глазу торчала мутная луна. «Боже, какая тишина», — подумал я, и приветливо улыбнулся Новому миру.
05.08.2022.