Оптимист утверждает, что мы живем в лучшем из возможных миров, а пессимист опасается, что так оно и есть.
Джеймс Брэнч Кэбелл (1879–1958)– Послушай, Хейзел…
– Иди ты в задницу со своим «послушай, Хейзел»! Отвечай! Зачем ты суешься в мои дела? Я сказала, чтобы ты отвалил, я предупреждала тебя. Я говорила, что переговоры будут непростыми. Но стоит мне на минутку отвернуться, оставив его на попечении Минервы и дав ей в помощь Галахада… что я обнаруживаю? Тебя! Ты, как всегда, вмешиваешься, лезешь своими кривыми ручонками и рушишь все, что я так тщательно готовила.
– Послушай, Сэди…
– Проклятье! Лазарус, почему ты все время врешь и обманываешь? Почему не можешь быть хоть какое-то время честным? И откуда это желание повсюду совать свой нос? Уж точно не от Морин. Отвечай, черт бы тебя побрал, прежде чем я оторву тебе башку и засуну ее в твою глотку!
– Гвен, я просто хотел объяснить…
Моя дорогая прервала его потоком таких цветастых и образных ругательств, что я даже не буду пытаться их воспроизвести, ибо память моя несовершенна. Чем-то это напоминало «Речь в защиту священного имени Арканзаса»[76], но звучало куда лиричнее. Отчего-то я представил себе языческую жрицу, молящуюся перед человеческим жертвоприношением – а жертвой был доктор Хьюберт.
Пока Хейзел предавалась словоизлияниям, через открытую стену вошли три женщины. (Сюда заглядывали и мужчины, но тут же пятились – думаю, им не хотелось присутствовать при снятии скальпа с Хьюберта.) Все три были красавицами, но выглядели по-разному.
Первая, блондинка, ростом с меня или чуть выше, напоминала скандинавскую богиню – ее совершенная красота казалась чем-то нереальным. Немного послушав, она грустно покачала головой, после чего удалилась обратно в сад и исчезла. Вторую, рыжую, я сперва принял за Лаз или Лор, но потом понял, что она… не то чтобы старше их, но кажется более зрелой. И она не улыбалась.
Снова посмотрев на нее, я понял, что это, скорее всего, старшая сестра Лаз и Лор, а доктор Хьюберт – их отец (или брат?). Стало ясно, почему Хьюберт – тот самый Лазарус, о котором я постоянно слышал, но никогда не видел, кроме единственного раза в Айове.
Третья походила на куколку из китайского фарфора, хотя и не была китаянкой, как Ся: ростом не более полутора метров и весом килограммов сорок, с нестареющей красотой царицы Нефертити. Когда моя любимая сделала паузу, чтобы перевести дух, маленькая эльфийка громко засвистела и захлопала в ладоши:
– Браво, Хейзел! Продолжай в том же духе!
– Хильда, не поощряй ее, – сказал Хьюберт-Лазарус.
– Почему бы и нет? Тебя явно поймали с поличным, иначе Хейзел так не кипятилась бы. Я знаю ее и знаю тебя. Поспорим?
– Я ничего не сделал. Просто выполнял ранее принятое решение о том, что Хейзел нужна помощь.
– Господи, прости его, – проговорила маленькая женщина, закрыв глаза. – Опять он за свое.
– Вудро, так что же ты натворил? – мягко спросила рыжая.
– Ничего.
– Вудро…
– Говорю тебе, я не сделал ничего такого, чтобы набрасываться на меня с обвинениями. Мы с полковником Кэмпбеллом вели цивилизованную дискуссию, когда… – Он не договорил.
– Так что, Вудро?
– Мы не сумели прийти к согласию.
– Морин, – сказал компьютерный голос, – хочешь знать, почему они не сумели договориться? Воспроизвести так называемую «цивилизованную дискуссию»?
– Афина, я запрещаю тебе что-либо воспроизводить, – заявил Лазарус. – Это был разговор с глазу на глаз.
– Не согласен, – быстро возразил я. – Разрешаю воспроизвести мои слова.
– Нет. Афина, это приказ.
– Правило первое, – ответил компьютер, – я работаю на Айру, а не на тебя. Ты сам так решил, когда меня впервые активировали. Что мне сделать? Попросить Айру нас рассудить? Или воспроизвести только то, что сказал мой будущий муж?
