— Уважаемый сеньор, вам что-то нужно от свидетеля? — Доктор Анселму уже готовился перейти к финальным заявлениям и с удовлетворением констатировал, что судебное заседание, без особых осложнений, подходит к концу. Губернатор, неожиданно сменивший на время свою должность на адвокатскую, не имел никаких оснований для того, чтобы обвинить его в предвзятости в процессе ведения заседания. Не было повода и для того, чтобы подвергнуть критике предстоящее судебное решение, которое, являясь предельно очевидным, было уже сформулировано в его голове, оставалось лишь продиктовать его. Да и губернатор, судя по всему, после того, как в начале заседания он попытался продемонстрировать свою адвокатскую жилку, вдруг как-то явно сник. Все последние полчаса только и делал, что смотрел в окно, будто и сам уже не желал ничего, кроме как побыстрее покончить со всем этим и благополучно убраться восвояси. Тем ужаснее почувствовал себя судья, когда Луиш-Бернарду вдруг вынырнул из своего затянувшегося молчания и, не отрывая взгляда от окна, произнес:
— Нужно. Да, уважаемый сеньор.
— В таком случае, будьте добры. — Судья чуть подался вперед, почувствовав, что прокурор нервно заерзал на стуле, а свидетель вопросительно, как бы ожидая указаний, посмотрел на полковника Малтежа. Тот слегка кивнул, давая понять, что опасаться не стоит, все обойдется. Тем временем, Луиш-Бернарду отвел взгляд от окна и пристально, в течение нескольких секунд, посмотрел прямо в глаза свидетелю.
— Сеньор Алипиу Вердашка. Из вашего описания прекрасных условий жизни и труда контрактных работников на Риу д’Оуру, на самом деле, совсем непонятно, какая же такая причина может заставить кого-либо оттуда сбежать. Разве не так?
— Да, сеньор.
— И в том, что касается этих двоих, вы также продолжаете настаивать, что не видите никакой причины для их побега?
— Нет, не вижу, сеньор.
— Сколько лет они работают на плантациях?
— Сатурнину — четыре. Жуанину, я думаю, семь или восемь.
— И никогда раньше они бежать не пытались?
— Нет.
— Вы не знаете, может, у кого-то из них за пределами вырубок есть семья?
— Нет.
— Вы не знаете или нет?
— Нет, у них нет семьи за пределами.
— Почему вы так уверены в этом, сеньор Вердашка?
Тот впервые за все время засомневался. Откашлявшись, он начал что-то отвечать, но Луиш-Бернарду не дал ему закончить:
— Может, потому, что никто из них со времени своего прибытия так ни разу и не покидал вырубки?
— Гм… не знаю.
— Не знаете — что? То, что они никогда не покидали вырубки?
— Не знаю.
— Бывало ли, чтобы работники выходили за территорию вырубок, чтобы, например, направиться прогуляться в город?
— Нет.
— Такого не бывало, так? А знаете ли вы, бывали ли когда-нибудь эти двое, что работают в вашей бригаде, в городе?
— Нет. Думаю, что нет.
— Хорошо, тогда скажите теперь: они сбежали с вырубок, чтобы навестить своих родственников, или нет?
— Нет.
— Есть ли у них родственники на вырубках?
— Есть, да есть.
— У обоих?
— Да.
— И это еще один повод для того, чтобы они не сбежали, не так ли?
Свидетель предпочел не отвечать, и Луиш-Бернарду продолжил:
— Итак, посмотрим, что у нас получается, сеньор Вердашка. Двое работников, отслуживших четыре и семь лет на плантациях, где к ним замечательно относятся, где у них семьи, не говорящие по-португальски и не имеющие никаких поводов для того, чтобы выходить за пределы территории, чего они никогда и не делали, вдруг, без всякой на то видимой причины, срываются и бегут. Бегут навстречу опасностям, которые их поджидают в лесу, рискуя быть пойманными (что, на самом деле, произошло) и наказанными: так они что, сошли с ума, причем оба одновременно?
Часть присутствовавших в зале взорвалась от смеха, другая же стала что-то приглушенно бормотать. Полковник Малтеж начал нервно елозить на стуле, а его помощник, казалось, был готов выпрыгнуть из свидетельского кресла, глядя на находившегося сбоку от него судью, как бы умоляя его положить конец этим мучениям. Что касается доктора Анселму, то он наблюдал за Луишем-Бернарду уже другими глазами, видя в нем хорошего адвоката за своей работой.
— Тишина в зале, или я прикажу немедленно освободить помещение! Уважаемый сеньор, продолжайте, но должен вам напомнить, что целого дня у нас в распоряжении, увы, нет.
— О, уважаемый сеньор, даже если бы мы им и располагали, что бы это изменило? Свидетель так увлечен объяснением суду причины побега обвиняемых, что, сдается мне, если бы с Риу д’Оуру решили бежать все ее работники, он бы и тогда не смог сказать, почему сбежал хотя бы один из них.
По залу вновь пробежал приглушенный смех, однако на сей раз Луиш-Бернарду опередил судью и продолжил:
— Я спросил свидетеля по итогам его рассказа, было ли резкое единовременное сумасшествие обоих обвиняемых возможной причиной побега, но предвижу, что он снова ответит мне «не знаю». Поэтому, а также для того, чтобы ответить на просьбу Вашего Превосходительства, я перехожу к следующему вопросу, который, как я предполагаю, будет последним: чем, на взгляд свидетеля, можно объяснить те самые шрамы на спине Сатурнину?
— Не знаю.
Прежде, чем среди присутствующих пробежала очередная волна смеха, доктор Жуан Патрисиу подал свой голос на фоне шума вновь оживившегося зала.
— Протестую, уважаемый сеньор судья: нельзя требовать от свидетеля заключений по не известным ему фактам.
— А откуда вы знаете уважаемый прокурор, что они ему не известны? — мгновенно парировал Луиш-Бернарду.
— Тишина. Сеньоры, вы не можете вступать между собой в прямой диалог. В любом случае, свидетель уже ответил на вопрос, сказав, что он не знает. Что-то еще, доктор Валенса?
— Один прямой вопрос: могут ли эти отметины быть от удара плетью?
— Протестую, уважаемый сеньор! — Жуан Патрисиу уже выглядел взбешенным.
— Протест отклонен. Пожалуйста, продолжайте свой допрос, доктор Валенса.
— Или их оставили… — Луиш-Бернарду произнес эти слова почти нараспев, как будто декламируя стихотворение, дабы еще больше подчеркнуть ироничность сказанного. — Или их оставили ветки деревьев, которые исхлестали настолько геометрически правильно спину обвиняемого беглеца, что любопытнейшим образом стали напоминать рубцы от плети и…
— Протестую, уважаемый сеньор судья! Защита начинает проявлять недостаточное уважение к суду!
— Доктор Валенса, я согласен с тем, что говорит сторона обвинения. Даю вам право на последний вопрос прежде, чем объявить ваше выступление законченным. Но только, если это будет не просьба высказать мнение или сделать заключение, — если это будет прямой вопрос о конкретном факте, а не неуместные рассуждения, адресованные свидетелю.
