Мазурин: Мысленно. Голая сенсорика.
Мамонтов: Чувства, значит.
Мазурин: Да. Чувства, ощущения, интуиция. Как угодно.
Мамонтов: То есть сидите, размышляете. И – все?
Мазурин: Ну, иногда, в сложных случаях, делаю набросок места поиска. Для себя.
Мамонтов: Для наглядности?
Мазурин: Да. Именно для наглядности.
Мамонтов: В этот раз набрасывали?
Мазурин: Набрасывал.
Мамонтов: Можно взглянуть?
Мазурин: Пожалуйста.
Мамонтов: Хорошо рисуете. Прямо‑таки картинка. Кто‑нибудь видел эту картинку?
Мазурин: Нет. Вы первый.
Мамонтов: А мог видеть?
Мазурин: Исключено.
Мамонтов: Почему вы так уверены? Вы никуда не уходили?
Мазурин: Уходил. Где‑то около шести вечера, в сумерках уже, пошел в вокзальный ресторан поужинать. В восемь вернулся. После этого до утра был в гостинице.
Мамонтов: Вы не допускаете, что, когда ходили ужинать, кто‑то проник в номер и увидел этот рисунок?
Мазурин: «Проник» – сильно сказано. Замок на честном слове держится, любым гвоздиком открыть просто. Поэтому я, когда даже ненадолго ухожу, все самое ценное с собой беру. А на рисунке, как видите, полная информация.
Мамонтов: То есть рисунок был с вами?
Мазурин: Да. И даже не в «дипломате» – в бумажнике. Заметны же следы сгибов на листе.
Мамонтов: А Сипягин или кто‑нибудь другой не приходил к вам? Или в городе с кем‑нибудь, может, виделись, разговаривали?
Мазурин: Нет. Я приехал сюда не знакомства заводить. А Сипягин дежурил в котельной до восьми вечера. Часов в девять позвонил. Сказал, что ищет деньги и найдет обязательно. До тридцать первого числа.
Мамонтов: Вы говорили, у Сипягина проблемы с оплатой начались еще неделю назад. Сколько он вам сейчас должен?
Мазурин: Нисколько. За все рассчитался.
Мамонтов: Но он же позвонил главным образом из‑за денег? Или не так?
Мазурин: Так. Просто раньше, когда ему нечем стало платить, я ему сказал, что искать клады – дорого, лучше прекратить, если не на что. Он тогда быстро где‑то нашел, рассчитался. А вот сейчас он хотел бы еще до снега в двух местах побывать. Боялся, что я уеду.
Мамонтов: Потому и звонил?
Мазурин: Да.
Мамонтов: А про то, как вы провели день, спрашивал?
Мазурин: Нет. Буквально несколько слов сказал: ищет и найдет деньги тридцать первого числа. Просил подождать. На этом и закончил разговор. А тридцать первого подвернулась работа. Что бы я стал кого‑то ждать целый день…
Мамонтов: Понятно. Сейчас поедем поищем тот дом, в который Бражников входил. И еще. Вам придется временно задержаться у нас в Пихтовом. Независимо от того, найдет или нет кочегар Сипягин деньги…
К протоколу допроса Игоря Васильевича Мазурина был приложен рисунок. Почти с фотографической точностью на нем был воспроизведен дом Бражникова на лесокордоне и фрагмент двора, где находился некогда колодец. Указано было и расстояние от дома до колодца, и глубина, на которой должен быть, по мнению биолокаторщика, тяжелый металл, – «5,5–7 м» – верхняя‑нижняя границы от поверхности земли. Мазурин для себя написал и сколько примерно золота на глубине: «Aurum – 2,5–3 кг?!»
– Да, действительно очень конкретная карта. Конкретнее желать нельзя. А рисует‑то как. Талант! – Нетесов захлопнул папку, вернул своему заместителю. – Ну и где останавливался Бражников?
– Около трех дня заходил к другу, машинисту снегоочистителя Скороходову, попросил метров двадцать‑тридцать троса и лебедку. Ждать, пока Скороходов найдет, не стал. Буквально минут через десять‑пятнадцать подъехал снова, забрал, – ответил Мамонтов.
– Значит, завез в гостиницу народного академика и вернулся? – спросил Нетесов. Невольно в памяти всплыла валявшаяся у поленницы в бражниковском дворе на лесокордоне размотанная бухта троса тонкого сечения.
– Да, по времени все сходится, – сказал Мамонтов.
– Биолокаторщик точно в ресторане ужинал и потом из гостиницы никуда не уходил?
– Точно. В вокзальном ресторане. Он примелькался. Во втором часу ночи ему из Омска какая‑то женщина звонила. В гостинице телефон один – в коридоре. Заведующая будила, звала.
– Кочегар деньги нашел?
– Махом. У него проблем с этим не было.
– Не понял?
– Охотничье ружье главному инженеру вагонного депо заложил. Подарочную двухстволку «тулку». За девять тысяч рублей. Или, может, за эквивалент – полторы тысячи «зелеными».
– Дорогое ружье, – согласился Нетесов.
– Стоит того, – сказал Мамонтов. – Инкрустация, насечка‑рисунки по металлу. Не спеша продавал бы, тысячи на две больше бы взял. В городе несколько человек готовы купить.
– Так заложил или продал?
– Заложил.
– Условия?
– Если Сипягин в течение недели захочет вызволить ружье, должен вернуть двенадцать тысяч.
– Ясно… Когда сделка была?
– Позавчера.
– Когда? – живо переспросил Нетесов.
– Позавчера, – повторил Мамонтов. – Главный инженер в обед сам заехал в котельную за ружьем. А что?
– Посмотри‑ка еще раз протокол, во сколько тридцатого Сипягин в гостиницу звонил.
– Помню. В двадцать один.
– А теперь думай: где логика? Заложив дорогое ружье, имея в кармане деньги, зная, что вот‑вот ляжет снег, позвонил и сказал, что денег пока нет.
– Да, в самом деле, – озадаченно сказал Мамонтов. – Может, жалко ружья стало, решил пойти на попятную?
– Сделка‑то уже состоялась. Обратный ход давать – еще убыток множить, – заметил Нетесов.
– Тогда вопрос: зачем звонил?
– Думаю, просто узнавал, в гостинице ли биолокаторщик. А насчет попятной, тут, скорее всего, с деньгами на биолокаторщика пожадничал Сипягин.
– То есть?
– Неужели непонятно? Услышал, что академик во второй раз был с биорамкой на кордоне у Бражникова, решил сначала узнать: что и как. Нет результата – дальше ищет, есть – тратиться не к чему.
