с козами для продажи местным, — вдруг согласился князь, по-прежнему глядя на горизонт, — тут одних коров на десятки золотых монет, а ещё козы и даже, эти… как их… верблюды!
— Сдаюсь, не могу удержать, собирайте… — прошептал Рагдай, — но я не уверен, что будет вам для этого судьба.
Было видно, как при словах о продаже скота Тихомир, набрал полную грудь свежего воздуха, чтобы начать свои размышления на тему того, как это здесь лучше будет сделать.
— Отдышимся пока? — спросил Ладри у своего наставника, оглядываясь по сторонам, и Ацур кивнул.
Тихомира опять прорвало на рассказ о моравских делах, и всем невольно пришлось его слушать, хотя в этом была и польза. Серб рассказывал складно, а князь рассматривал округу и ничего не предпринимал. Тихомир рассказывал о бегущих от аваров из Паннонии моравах и хорватах, тысячах мужчин, женщин, стариков и детей, одетых в льняные и шерстяные платья, добротную кожану обувь. Они вели с собой множество откормленного скота, и совсем не походили на разорённых войной или природными бедствиями людей. Зачем им понадобилось со всем домашним скарбом идти в страну, где свирепствовали наводнения, болезни и война, где начинался голод и существовала реальная опасность германского рабства, было непонятно. Они везли с собой множество горшков с мёдом и пивом, и в качестве знака дружелюбия, подносили подарки встречным вооружённым людям, прокладывая себе таким образом дорогу на запад. Они постоянно производили огромное количество коровьего и козьего молоком, сыра, колбас, куриных яйцами, сала, и знали, что это изобилие еды охраняет их лучше любого войска, потому что любому захватчику такие подданные будут любы и желанны. Красивые девушки и молодые светловолосые и голубоглазые женщины отличались податливостью, весёлым нравом и многочисленностью, что тоже служило пропуском в любые края. Смуглых и кареглазых среди тоже хватало, но именно белокожие красавицы сразу бросались в глаза любому встречному. Действительно, обойдя несколько сёл и деревень сербов и хорватов по дороге от верховья Одера к Мораве, войско князя Стовова Багрянородца видело гораздо более скудную жизнь люда восточной Моравии, края гористого, холмистого, густо поросшего сосновыми и еловыми лесами, дубравами, разрезанного мелкими речушками и оврагами. Дикие эти места, до выхода к Млаве, навевали тревогу, нагоняли чувство обречённости и тоски. Виднеющиеся со всех сторон горы создавали ощущение ловушки, куда шло войско с заложниками и попутчиками. Только теперь, у Холикового леса, наконец всё переменилось. Здесь леса, дороги, холмы и поля были заполнены испуганными моравами, сербами, хорватами, боями, бегущими в обратную сторону — с запада и севера, спасаясь от баваров, алеманов, саксов и франков. Они бежали от крестоносцев и работорговцев, убивавших лишних только для того, чтобы они не достались другому отряду и чтобы не сбивали цену на живой товар в Кёльне. Беглецы с запада, со стадами и пожитками, разбивали множество стоянок прямо под деревьями, и они только и говорили о том, куда бы дальше бежать от германских отрядов. Геоманы вдруг вторглись огромным числом в некогда свободные от всякой власти земли между Рейном и Одером. Среди беглецов было много раненых мужчин и женщин, покалеченного скота и беспризорных детей, похожих на голодных грязных волчат. Многие были больны холерой и моровой язвой. Все только и говорили о стягивании аварских, франкских и славянских отрядов к Оломоуцу. Они говорили, что аварскими силами командует кровавый Ирбис-хан, и что он варит себе суп из славянских детей, из кожи молодых девушек делает большой шатёр, из женских волос канаты для метательных машин, способных разрушить стены любого города в Моравии, Нейстрии, Австразии или Аквитании. Франкские купцы, особенно евреи иудейской веры, торгующего среди беженцев подпорченной мукой втридорога, тоже рассказывали о сосредоточении франкских отрядов у Оломоуца, о движении туда же дружин моравского короля Самосвята. Судя по всему у города готовилось большое сражение, в котором авары могли примкнуть как союзники к любой из сторон. Потом авары, как водится, сначала могли ограбить и продать в рабство оставшихся в живых проигравших, а потом напасть и на ослабленных борьбой и пьянством победителей. Евреи всем всё охотно рассказывали, проявляя свою обычную всеобщую осведомлённость, известную и привычную среди их общин торговых городах Богемии и Моравии. Они говорили, что король Дагобер I только недавно стал королём всех франков после смерти отца Хлотаря II. Он уже успел договориться с византийским императором Ираклием I о торговых привилегиях для своих виноторговцев, и о совместной борьбе против греческих пиратов. Император Ираклий сейчас в силе, он вернул христианам в Иерусалим захваченные ранее злыми безбожными персами святые христианские реликвии, в том числе Животворящий Крест. Однако папа римский Гонорий словно не слышит этого, и не спешит с поздравлениями, а очень даже наоборот, старается вредить византийцам везде, и прежде всего в византийских областях Италии.
А поганые иранские язычники теперь управляются царицей, словно мужчины унижены. А на востоке появился новый бог Аллах и его живой пророк Мухаммед подчинил себе всех арабов. Христианский же король Дагобер, будучи совсем недавно королём только Нейстрии, сумел собрать под своё знамя майордомов Аквитании и Австразии, заинтересовав их землями саксов, моравов и бургундов. Теперь он вынужден исполнять свои обещания, начав войну против всех своих соседей.
Рассеянно слушая болтовню Тихомира обо всём, что удалось узнать за последние дни от встреченных селян и торговцев, Стовов, стоя на краю поля мёртвых, перед холмистой долиной реки, не мог избавится от ощущения сделанной ошибки. С одной стороны Рагдай, по наущению которого был предпринят этот безумный поход, обладал всеми навыками, умом и настойчивостью для выполнения своей великой мечты. С другой стороны, последние несколько дней, особенно после чудесного воскрешения конунга Вишены, книжник был рассеян, задумчив, словно всё происходящее его не касалось. Это настроение не имело никакого объяснения. Дорого дал бы князь, чтобы иметь возможность прочитать мысли, потому что на прямые вопросы Рагдай отшучивался, как это делал и сам князь, когда хотел скрыть правду. Всё выглядело так, будто книжник понял, что разыскать золото восточных королей среди всеобщей войны, когда и шагу нельзя ступить, чтобы не нарваться на сражение или схватку, опираясь только на слова убитого в Константинополе монаха, уже не получится. Что же касается полтесского воеводы Хетрока, отправленного с разведывательным отрядом за тридевять земель к реке Марице, то его возвращение было бы чудом. А уж весть о том, что тридцать возов с золотом всё ещё там, тем более.
— А кто мог бы из нас предсказывать будущее? — сам себя спросил князь, и тряхнув уздой коня, направился потихонечку вперёд, прямо в плотный вереск.
