об одну, то о другую вещь, валяющуюся на полу. Включила лампу. В комнате царил погром. Сразу было понятно, что здесь что-то искали. Это точно было не ограбление, потому что на полу вперемежку с вещами валялись деньги, вытащенные из ящика стола. Я начала все подбирать. И вдруг в коридоре раздался шум. Я застыла не месте. А потом что-то грохнуло и зашипело, а меня ослепил бирюзовый всполох. Я вскочила на ноги. Но кто-то со спины зажал мне рот рукой.
— Тихо, — прошептал до боли знакомый голос. Я закивала в ответ, — Согласно пятой поправке законов Верховного совета Логии, вы, Солари Грихэль, арестованы, — уже громко произнес этот человек и, заведя мне руки за спину, надел наручники.
Тот, кто арестовал меня, включил основной свет, а я заморгала с непривычки и посмотрела на него. Красивый молодой парень с большими зелеными глазами, строго насупив брови, разглядывал меня. Его черты лица показались мне смутно знакомыми: эти брови, темные густые ресницы, чувственные губы, взъерошенные волосы, торчащие диким ежиком.
Чем дольше он смотрел на меня, тем сильнее менялось его выражение лица. И теперь он казался больше растерянным и сбитым с толку, чем сердитым, как вначале. Он опустил вниз руку с предметом, похожим на цилиндрический фонарик.
— Вы, мисс Грихэль, убили человека и должны быть осуждены по законам Логии, — это прозвучало, словно заученный текст, в который он сам не верит. Меня охватило чувство дежавю. И не обращая внимания на какие-то обвинения, я заметила:
— Меня зовут… — я начала сомневаться, стоит ли его поправлять, потому что имя, которым он меня назвал, мне было известно. — Я Лара, и я никого не убивала. Ты же это и так знаешь, — почему-то произнесла я, сразу перейдя на "ты". — Здесь был кто-то, видишь, кругом беспорядок.
У меня уже было ощущение, будто я играю в какой-то дурацкой пьесе. Но мне, почему-то, не дают уйти со сцены.
— Это были… — начал он, но я его перебила, потому что уже знала, что он хотел сказать.
— … визуары, — продолжила я за него. И он уставился на меня с еще большим интересом и каким-то подозрением.
— Так ты их знаешь? — удивленно спросил он, прищурившись. Мне и самой вся эта ситуация казалась странной. Но где-то на границе подсознания пульсировала мысль, что я должна говорить и делать.
— Да, Марун, — его имя само всплыло у меня в мозгу. Но кто же он? Откуда я знаю его? За меня ответило мое сердце, учащенно стучавшее в груди.
— Разве мы знакомы? — он хлопал своими длиннющими ресницами и не мог отвести от меня глаз, разглядывая с ног до головы. Видимо, он что-то вспомнил, потому что внезапно подошел ко мне и снял наручники.
— Ты свободна, — казалось, он слушает свой голос со стороны и удивляется тому, что говорит.
А я не верила своим глазам.
— Почему ты отпускаешь меня? — не ожидала я такого поворота. На его лице отразилось беспокойство.
— Я не хочу, чтобы с тобой, что-нибудь случилось. А эти люди могут вернуться сюда. Нам надо уходить. Ты не должна пострадать. Здесь не безопасно. — И он, тревожно оглядываясь, взял меня за руку, чтобы увести.
Простое прикосновение теплой ладони пробудили во мне воспоминания. Словно древняя магия, лежащая за пределами законов логики и здравого смысла, до конца подчинившая мое сердце, вернула меня к реальности. Перед глазами в одно мгновение пронеслись сцены из прошлого.
Вспышка: зеленоглазый красавец, обняв меня за талию, выскальзывает из зеркала.
Другая: я залечиваю шрам на Его груди, и целительный огонь щиплет мне ладони.
Картина меняется: я вижу, как Он, пылая яростью, впивается в мои губы.
И вот мы стоим возле камина. Он ласкает меня и жадно целует. Я таю в его объятиях, отвечаю на его страсть, но он неожиданно отстраняется от меня и уходит. А я остаюсь одна, сгорая от стыда.
Обида с новой силой обожгла меня. А его извинения час назад не смогли унять мою боль. Я понимала, что он просто старается уладить ситуацию, вышедшую из-под контроля. Да и прощение он просил только для собственного душевного спокойствия, чтобы ничто не мешало ему сосредоточиться на расследовании и не отвлекало на случайные эмоции.
— Я с тобой никуда не пойду, — вырвала я свою ладонь из его сильной хватки. Мой протест заставил Маруна остановиться. Мы не заметили, как перешли границу между прошлым и настоящим. Он повернулся ко мне и долго смотрел в глаза, словно подбирая слова. Было видно, что внутри него идет борьба не на жизнь, а на смерть между чувствами и разумом.
— Прости меня за мою несдержанность. За то, что накинулся на тебя вчера вечером, — опять начал извиняться он, видимо, чтобы уговорить меня пойти с ним, — я не знаю, что на меня нашло.
Он изо всех сил старался подавить в себе свои порывы и желания. Это было написано у него на лице. Его напускная холодность оскорбляла и раздражала. Он заставил меня полюбить его, а свое сердце бережно охранял. Мне вдруг стало обидно за Фэю, которая так и не смогла добиться от него взаимности. Что уж говорить про обычную деревенскую девчонку. Я развернулась к нему и в бешенстве прокричала, пытаясь пробиться под толщу льда, где он надежно спрятал свое сердце:
— Что, скажешь это было просто недоразумение?!
Марун подошел ко мне так близко, что я ощущала его пульс. Я замерла, надеясь услышать, что его вчерашний порыв шел от сердца, а не от другого органа.
— Конечно, нет, — тихо и виновато произнес он. — Я не должен был этого делать, — он опустил голову.
У меня на глазах навернулись слезы. «Он не любит меня!» — с горечью отдалось внутри. И меня прорвало:
— Ты, Марун, такая бесчувственная сволочь! Ненавижу тебя! Никогда, слышишь, никогда ко мне больше не притрагивайся! — я отвернулась от него, вытирая ладонью хлынувшие слезы. Меня всю трясло. Я уже хотела кинуться к двери, чтобы сбежать отсюда, подальше от его бездонных глаз, что сейчас смотрели так пронзительно. Но он поймал меня и крепко обнял, с силой прижимая к себе.
— Ларочка, — жарко зашептал он мне в ухо, — Любимая моя. Прости, я, действительно, идиот! Ведь я думал, что один страдаю. Мне казалось, ты любишь Риса. Не хотел мешать твоему счастью.
Я подняла не него глаза полные слез.
— Дурак ты, Бэрс! Как тебя с такой чуйкой в дознаватели взяли?
Осторожно, кончиками пальцев, он погладил меня по волосам и уткнулся в них носом, втягивая в себя мой запах. Мое
