за то, что жизнь мне спас. Стара я и жизни моей не много уже осталось. Благодарить хотела за то, что надежду нам вернул. Когда мы в плену сидели, меня все спрашивали — когда же явится царское войско и освободит нас? Когда же придут на помощь наши? А наши всё не приходили. И тогда пришёл ты. Один. И спас нас всех. Сделал то, что не смог царь со всей ратью своей. За это и благодарю тебя. Говорю сейчас, а вдруг иного случая не представится.
Збел ощутил на себе десятки взглядов. Иные люди даже из землянок выглянули на громкий голос старухи. Ему стало неловко. Самозванцем себя почувствовал.
— Наши не придут, — сказал Дардиолай, — просто все наши, это мы сами.
— Твоя правда, — согласилась с ним Гергана.
Голос её, подтвердивший его правоту, прозвучал неожиданно спокойно, умиротворяюще. Не было в нём обречённости. Всё стало простым и понятным.
И этот покой передался и ему. Он почувствовал, что здесь, на горе — дом. Здесь родное всё. Как бы не поворачивалась судьба, в сердце Дакии он всегда найдёт близких ему людей.
И не только людей. Дардиолай вдруг ощутил нечто давно знакомое. Это было особенное чувство, которое ни с чем не спутать. Когда услышал голос задолго до того, как заговорил человек, и увидел глаза стоящего за спиной. Всё возможно, даже узнать заранее, кто идёт к тебе навстречу, кто думает о тебе сейчас. Если это твой брат, всё возможно.
— Реметалк! — вскинул голову Дардиолай, а уж потом обернулся.
К ним подошёл воин, росту среднего, да уж очень широк в плечах. От иных даков его отличали длинные усы и гладко бритый подбородок. Реметалк происходил из племени буров, что не один век уже жили в западных предгорьях, между скордисками и теврисками. Вот и набрались их обычаев. Иной раз даже воевали с даками и к римлянам засылали послов в обход царей Дакии. Однако говорили на одном языке.
Зов Владычицы Бендиды Реметалк ощутил лет на десять раньше Дардиолая, но он давно уже признал первенство Молнии в ратных делах.
Они обнялись, как братья.
— Ты как здесь оказался? — спросили одновременно.
Рассмеялись. Дардиолай поморщился — кольнуло в боку.
Год прошёл с их последней встречи. Целый год, за который жизнь изменилась навсегда.
— Скверно выглядишь, Збел. Помятый ты какой-то.
— Есть маленько, — нехотя признал Дардиолай.
— Я сперва про кастелл услышал от баб, — поделился Реметалк, — думаю, вот уж язык без костей. Ну несусветная же брехня. Не поверил. Сказал — такое и Збел бы не провернул. Шутка ли — кастелл размотать с толпой «красношеих». А тут мне говорят, мол, сам спроси, коли не веришь. Он, дескать, здесь. Так, стало быть, правда.
— Ну да, вранья не то, чтобы много, — усмехнулся Дардиолай.
— Ну ты здоров, брат, — восхитился Реметалк.
— Здоровья вот, как раз поубавилось.
— Надо думать. Такое провернуть и самому не под силу.
— Это сейчас. Прежде-то он покруче мог.
Реметалка как-то странно передёрнуло. Он перестал улыбаться.
— Ты чего? — спросил Дардиолай.
— Да так.
Он поманил Збела за собой.
— Отойдём.
— Ты-то как? — спросил Дардиолай, когда они удалились от костра на десяток шагов, — один здесь?
— Сейчас нас четверо тут.
— Ишь ты. Где бывал, что видел?
— Да не упомнишь всего. Довелось сотней командовать. Тяжко было. В вылазке на Берзобис поучаствовал. Без толку. Думал, при Тапах царь велит насмерть встать, как тогда, но завертелось непонятное. На перевале один заслон остался, тыщи три, не больше. Царь с Диегом чего-то засобирались на восток, хотя там «красношеие» тоже уже почти к Боутам подобрались. А потом сорока на хвосте приказ принесла — дуть мне одному в Сармизегетузу к Бицилису. Я не сразу понял, что это отец воду мутит. Только потом, когда мы со Скретой…
— …пацанов повели в Капилну, — перебил его Дардиолай.
— Откуда знаешь? — вытаращился Реметалк.
— Встретил одного из ваших подопечных. Беглого.
— Во-о-от оно что… — протянул Реметалк, — вот чего он внезапно успокоился. Тебя поблизости учуял. А я уж думал убьёт.
— Отец? Кого убьёт?
— Он самый. Нас со Скретой, кого же ещё. Я-то, признаться, думал — совсем плох стал старик. Раздражителен без причины.
Он потёр челюсть.
— Досталось? — спросил Дардиолай.
— Не то слово. Я-то думал, он немощен, ничего без нас не может. А он мне чуть челюсть не сломал. Тзира и вовсе едва не убил. Прикинь — висит Тзир будто в петле, ногами дрыгает, хрипит, задыхается. А отец стоит в пяти шагах и никак его не держит.
— Вот прям в воздухе?
— Ага. Ты знал, что он так может?
— Ещё и не так, — усмехнулся Дардиолай.
— Мне-то просто по роже съездил, — продолжил Реметалк.
— За что он его так… сурово?
— Из-за Бергея. Из-за того, что сопляк от нас сбежал.
— Чем он ему так важен?
Реметалк удивлённо приподнял бровь.
— Ты не понял?
Дардиолай хмыкнул:
— Совру, если скажу, будто всё понимаю.
— Да я и сам… того… — пробормотал Реметалк, — мальчишка ему важен, и как бы не сильнее, чем мы все. Потому Тзира он всё же не придушил, а отправил искупать.
— Это как?
— Каком кверху. Послал искать парня. И ещё четверых братьев с ним. Ищите где хотите, и не попадайтесь на глаза, пока не сыщете.
— Нихрена себе.
Дардиолай помолчал, переваривая услышанное, потом спросил.
— А тебя чего не послал? Искупать.
— Да кто ж его знает, — Реметалк отвернулся.
Дардиолай горько усмехнулся. Так, чтобы собеседник не видел. Реметалк слыл мордоворотом. Сильным, но не очень сообразительным. Однако то, что он всего лишь схлопотал от Залдаса по роже, а Тзира Скрету тот едва не придушил, да ещё и таким изощрённым способом, Збелу ох как не понравилось. Кольнуло сердце нехорошее предчувствие. И то, что Реметалка сдёрнули с его сотни в тот момент, когда римляне подбирались к Тапам — всё один к одному.
Реметалк совсем не горевал по товарищам, которые без него наверняка все полегли. Даже не вспоминал их. Это в общем-то не удивляло Збела. Братья всегда отделяли себя… от людей.
Он ощутил тяжёлый взгляд, сверливший спину. Повернул голову.
Шагах в трёхста, повыше их, на скальном выступе стояла одинокая высокая фигура в чёрном плаще. Издалека Збел не мог разглядеть лица, но то было не нужно. Он прекрасно знал, кто наблюдает за ними.
— Ты это… — осторожно начал Реметалк, — короче, готов будь. Я думаю, он тебя тоже пошлёт за парнем. В последние дни он весь извёлся. Я думал, гору по камешку