Сакс трясся от ужаса.
Таким напуганным Кук его никогда еще не видел, да и не хотел видеть: от крутости не осталось и следа. Седые пряди в волосах, казалось, стали еще белее, а темные круги под глазами еще глубже.
Кук мог лишь догадываться, как выглядит сам.
Свист повторился, только ближе и громче. Что-то в мелодии притягивало, вызывало желание остаться на месте, чтобы увидеть рот, из которого вырываются эти звуки.
— Она идет, — сказал Сакс.
Кук вытащил пистолет.
Он взял лампу и, собрав волю в кулак, вышел в коридор. За дверью никого не было, никого и ничего, кроме цепких теней, похожих на извивающиеся щупальца. В свете лампы кружились пылинки. Там было пусто, но вскоре нечто должно было появиться — Кук снова почувствовал резкий запах озона, как перед ударом молнии, — оно готовилось нанести удар, ползучее, многоногое и невероятное, ухмыляющееся, безумное и одинокое, чей оскал преследует детей в кошмарных снах — один ухмыляющийся рот, без лица, с длинными желтыми зубами.
Свист повторился. Звук был настолько громким, что мужчины оцепенели.
Она была близко, возможно за следующим поворотом коридора, и Куку показалось, что он слышит, как она приближается, как ее ноги царапают переборки, словно тысяча гвоздей.
«Беги, ради бога! — прокричал внутренний голос. — Убирайся отсюда скорее… Если ты увидишь, что появится из-за поворота, если ты увидишь, что оттуда выползет…»
Они бросились бежать, топча грибок и рискуя поскользнуться, поднялись по одному трапу, по другому, пока не оказались на палубе. Из-за спины доносился топот множества ног, словно за ними бежало насекомое: звук был похож на дикий хохот, эхом отдающийся на темном запечатанном чердаке. Сакс захлопнул выходящий на верхнюю палубу люк и запер его на засов.
Десятки острых, как ножи, когтей принялись царапать ржавую сталь двери с другой стороны.
Кук и Сакс бежали, пока не добрались до своих кают, и, лишь заперев двери, посмели перевести дыхание.
20
Они продолжали грести и, по мнению Гослинга, проплыли уже некоторое расстояние. Связав спасательную шлюпку и плот, мужчины получили одно громоздкое судно, но с двумя гребцами по обе стороны оно неплохо продвигалось вглубь водорослевых каналов.
Маркс с Гослингом отдыхали, пока остальные работали веслами.
— Скоро на что-нибудь наткнемся, — сказал Маркс. — Я чувствую.
Гослинг тоже чувствовал нечто подобное. Они двигались и приближались… к чему-то.
— Я так понимаю, — сказал Маркс, — мы найдем другие лодки. Должны найти. А может, и людей, потому что течение куда-то ведет: на свалку, кладбище — называй как хочешь. Что скажешь, Старший?
Гослинг кивнул:
— Там что-то есть, я уверен. Не могли мы одни выжить, должны быть и другие.
— Ты пробовал пользоваться радиостанцией? — спросил Маркс.
— Ага. Ничего там нет. Ничего, что хотелось бы слышать.
— Мы включали ее ненадолго, но то дерьмо, что мы услышали… в общем, не пошло моим парням на пользу. Да и мне тоже. Только статический шум. Я никогда не слышал ничего подобного. А время от времени…
— Сигнал бедствия?
— Да, но какой-то странный и жуткий. Может, нам показалось.
— Тогда и нам показалось.
Маркс задумался.
— Видел когда-нибудь по «Дискавери» передачи про Треугольник Дьявола?
— Конечно.
— Тогда, наверное, слышал про «Звено 19»?
Гослинг кивнул. Это случилось в сорок пятом: пять торпедоносцев-бомбардировщиков вылетели с базы морской авиации Форт-Лодердейла и исчезли. Отправленный на поиски спасательный самолет тоже пропал. Ни обломков, ни пятен на воде не было обнаружено. Спустя годы этот случай продолжал оставаться одной из величайших загадок Бермудского треугольника. Спорили о нем до сих пор.
— Мы принимали сигналы бедствия. Какой-то парень сказал, что прямо по курсу у них «белые воды», а через некоторое время другой сообщил, что они «заблудились в тумане, тумане без конца и без края». Звучало довольно жутко. Я и не думал, что это «Звено 19», пока не услышал несколько часов спустя: «ЭфТи, ЭфТи, ЭфТи…». Долго повторяли, раз за разом. Знаешь, что такое «ЭфТи»?
Гослинг покачал головой.
— Часть позывного «Звена 19». — Маркс сглотнул. — Наверное, тебе интересно, откуда я знаю и почему вообще помню такие детали?
Гослинг, вглядываясь в туман, думал именно об этом.
— Что ж, я тебе скажу. — Маркс внезапно занервничал, потер глаза. — Был у меня дядька, звали его Томми. Младший брат отца. Я его никогда не видел. Он служил радистом как раз на одном из тех пропавших бомбардировщиков. Время от времени мой старик становился чудным и начинал рассказывать про бруклинские окрестности, в которых вырос, а потом переходил на дядюшку Томми и на то, что с ним случилось. Старик не купился на официальную версию ВМС США, что будто бы они разбились. Столько самолетов — и ни одного обломка. Он не верил в эту чушь. Старик считал, что Томми и остальных парней схватило нечто. Он никогда не говорил, что именно, по его мнению, это было, но оно до сего дня не дает ему покоя.
Маркс сказал, что сейчас его старику за восемьдесят. Каждый декабрь, в годовщину исчезновения «Звена 19», он ездит во Флориду в Форт-Лодердейл и просто стоит там часами, смотрит на море, вспоминает брата и молится за него.
— Да, с годами старик поизносился, но иногда по-прежнему говорит об этом. Рассказывает, что разговаривал с родственниками других членов экипажа и что никто из них тоже не верит в официальную версию. До сих пор. — Маркс пожал плечами. — Думаю, «Звено 19» попало сюда, в это проклятое место. Может быть, если я найду их следы и сумею вылезти отсюда через одну из тех дверей, про которые говорил Кушинг… Думаю, тогда мой старик сможет умереть спокойно. В любом случае я должен отсюда выбраться. Не хочу, чтобы мой старик думал, что нечто, забравшее его брата, захапало и его сына.
Гослинг похлопал Маркса по руке, зная, что тому нелегко обо всем этом говорить. Как и большинство моряков, механик не выставлял семейные тайны на всеобщее обозрение и не показывал слабину, которая, как ни крути, есть в каждом. Он поделился самым сокровенным, и Гослинг понимал, что относиться к этому нужно подобающе.
— Я сделаю все, чтобы тебе помочь, — пообещал Гослинг.
— Черт, я знаю, Старший, знал до того, как излил тебе душу. Ты просто такой человек. И все на «Маре» это знали.
Гослинг выдавил улыбку, как всегда смущенный похвалой. Сглотнув, он спросил:
— А что случилось с Поллардом?
Маркс покачал головой:
— Не знаю. Когда корабль затонул, я оказался в воде, потом рядом появилась спасательная шлюпка с Чесбро. На Полларда мы наткнулись, когда вошли в водоросли. Он увидел что-то, насколько я понимаю, что-то, что свело его с ума. Но он не сказал, что именно.
