Он все-таки поставил ногу на борт, попробовал челнок, апотом покачал головой и сказал, что постарается найти что-нибудьпоосновательнее. Только все другие лодки были на цепи я на замке, и он взял мойчелнок, а мне велел подождать, пока он не вернется, или поискать другую лодку,а то, если я хочу, Пойти домой и подготовить родных к такому сюрпризу. Ясказал, что нет, не хочу, потом объяснил ему, как найти плот, и он уехал.
И тут мне пришла в голову одна мысль. А что, думаю, может лион вылечить Тома так сразу – как говорится, не успеет овца хвостом махнуть?Вдруг ему на это понадобится дня тричетыре? Как мне тогда быть? Сидеть тут,дожидаться, пока он всем разболтает? Нет, сэр! Я знаю, что сделаю. Подожду его,а если он вернется и скажет, что ему еще раз нужно туда съездить, я тоже с нимотправлюсь, – все равно, хотя бы вплавь, а там мы его возьмем да и свяжем,оставим на плоту и поплывем по реке; а когда Тому он будет больше не нужен,дадим ему, сколько это стоит, или все, что у нас есть, и высадим на берег.
Я забрался на бревна – хотел выспаться; а когда проснулся»солнце стояло высоко у меня над головой. Я вскочил и скорей к доктору, но у негодома мне сказали, что он уехал к больному еще ночью и до сих пор невозвращался. Ну, думаю, значит, дела Тома плохи, надо поскорей переправлятьсяна остров. Иду от доктора – и только повернул за угол, чуть-чуть не угодилголовой в живот дяде Сайласу!
– Том, это ты? Где же ты был все это время, негодныймальчишка? – говорит он.
– Нигде я не был, – говорю, – просто мы ловили беглого негравместе с Сидом.
– А куда же вы все-таки пропали? – говорит он. – Твоя теткаочень беспокоилась.
– Зря она беспокоилась, – говорю, – ничего с нами неслучилось. Мы побежали за людьми и за собаками, только они нас обогнали, и мыих потеряли из виду, а потом нам показалось, будто они уже за рекой; мы взяличелнок и переправились на ту сторону, но только никого там не нашли и поехалипротив течения; сначала все держались около берега, а потом устали и захотелиспать; тогда мы привязали челнок и легли и только час назад проснулись ипереправились сюда. Сид пошел на почту – узнать, нет ли чего нового, а я воттолько разыщу чегонибудь нам поесть, и потом мы вернемся домой.
Мы вместе с дядей Сайласом зашли на почту «за Сидом», но,как я и полагал, его там не оказалось; старик получил какое-то письмо; потом мыподождали еще немножко, но Сид так и не пришел; тогда старик сказал: «Поедем-кадомой, Сид вернется пешком или на лодке, когда ему надоест шататься, а мыпоедем на лошади!» Мне он так и не позволил остаться и подождать Сида: говорит,это ни к чему, надо скорей домой, пускай тетя Салли увидит, что с нами ничегоне случилось.
Когда мы вернулись домой, тетя Салли до того обрадоваласьмне – и смеялась, и плакала, и обнимала меня, и даже принималась колотить,только совсем не больно; обещала и Силу тоже задать, когда он вернется.
А в доме было полным-полно гостей: все фермеры с женами унас обедали, и такой трескотни я еще никогда не слыхал. Хуже всех была старухаГочкис, язык у нее молол без умолку.
– Ну, – говорит, – сестра Фелпс, видела я этот сарай идумаю, что ваш негр полоумный. Говорю сестре Демрел: «А что я говорила, сестраДемрел? Ведь он полоумный, – так и сказала, этими самыми словами: вы все меняслыхали, – он полоумный, говорю, по всему видать. Взять хоть этот самый жернов,– и не говорите мне лучше! Чтобы человек в здравом уме да стал царапать всякуючушь на жернове? С чего бы это? – говорю. Здесь такой-то разорвал свое сердце,а здесь такой-то утомлялся тридцать семь лет и прочее, побочный сын какого-тоЛюдовика… забыла, как его фамилия… ну просто чушь! Совсем рехнулся, говорю».Так с самого начала и сказала, и потом говорила, и сейчас говорю, и всегда будуговорить: этот негр совсем полоумный, чистый Навуходоносор, говорю…
– А лестница-то из тряпок, сестра Гочкис! – перебила старухаДемрел.
– Ну для чего она ему понадобилась, скажите на милость?
– Вот это самое я и говорила сию минуту сестре Оттербек, онавам может подтвердить. «А веревочная-то лестница?» – говорит. А я говорю: «Вотименно, на что она ему», говорю. А сестра Оттербек и говорит…
– А как же все-таки этот жернов туда попал? И кто прокопалэту самую дыру? И кто…
– Вот это самое я и говорю, брат Пенрод! Я только чтосказала… передайте-ка мне блюдце с патокой… только что я сказала сестре Данлеп,вот только сию минуту! «Как же это они ухитрились втащить туда жернов?» –говорю. «И ведь без всякой помощи, заметьте, никто не помогал! Вот именно!..» –«Да что вы, говорю, как можно, чтобы без помощи, говорю, кто-нибудь да помогал,говорю, да еще и не один помогал, говорю; этому негру человек двадцатьпомогали, говорю; доведись до меня, я бы всех негров тут перепорола, доединого, а уж разузнала бы, кто это сделал, говорю; да мало того… «
– Вы говорите – человек двадцать! Да тут и сорок неуправились бы. Вы только посмотрите: и пилы понаделаны из ножей, и всякаяштука, а ведь столько со всем этим возни! Ведь такой пилой ножку у кроватиотпилить – и то десятерым надо целую неделю возиться. А негра-то на кровативидели? Из соломы сделан. А видели вы…
– И не говорите, брат Хайтауэр! Я вот только что сказала этосамое брату Фелпсу. Он говорит: «Ну, что вы думаете, сестра Гочкис?» – «Насчетчего это?» – говорю. «Насчет этой мой ножки: как это так ее перепилили?» –говорит. «Что думаю? Не сама же она отвалилась, говорю, кто-нибудь ее даотпилил, говорю. Вот мое мнение, а там думайте, что хотите, говорю, а толькомое мнение вот такое, а если кто думает подругому, и пускай его думает, говорю,вот и все». Говорю сестре Данлеп: «Вот как, говорю… «
– Да этих самых негров тут, должно быть, полон дом собрался,и не меньше месяца им надо было по ночам работать, чтобы со всем этимуправиться, сестра Фелпс. Взять хоть эту рубашку – вся сплошь покрыта тайнымиафриканскими письменами, и все до последнего значка написано кровью! Должнобыть, целая шайка тут орудовала, да еще сколько времени! Я бы двух долларов непожалел, чтобы мне все это разобрали и прочли; а тех негров, которые писали, ябы отстегал как следует…
