На ваше ус-с-смотрение.
— Да ладно, — подала голос Путеводная Нить, которая до сих пор пряталась у Пересеченя в капюшоне. — Кому такое под силу?
Но змея уже удалилась, и я испытала немалое облегчение, когда её клыкастая пасть с раздвоенным языком перестала мелькать перед моим носом.
— Вы всё слышали, — глухо произнёс Вор-Кошмарник. — А теперь давайте отдохнём, и пусть те, кому нужно, пораскинут мозгами, а те, кто устал, закроют глаза.
С такими словами он стянул скатерть с плеч и расстелил её на усыпанной иголками земле.
Я недоверчиво потрогала ткань: греет, надо же! Лежит на ледяной земле, но греет, будто печка. Неужели дракон постарался?
Мы безбоязненно расселись по периметру скатерти. Опасливо косясь на меня, как на болезную, к нашей компании подковыляло мохнатое чудище и протянуло мохнатую лапу, чтобы передать Вору-Кошмарнику кекс. Маленький, кривенький — сразу видно, чудище пекло его самостоятельно. Вор опустил кекс в центр скатерти, и та, всё равно что грибами, поросла мисками со снедью. Салаты, торты, жареное мясо и рыба, всевозможные гарниры — перед нами источали благоуханный пар блюда на самый привередливый вкус.
Пересечень утащил к себе блюдо с жареным мясом и принялся невозмутимо его уплетать. Тогда я решила, что не грех сожрать тортик — он здесь тоже присутствовал и очень скоро очутился в моём животе. Сио Лантий налёг на салаты. Путеводная Нить удовольствовалась рыбьим хвостом (кто бы мог подумать, что хвосты её излюбленное лакомство). Вор-Кошмарник накинулся на Пересеченя: «Ну поделись ты хоть кусочком, обжора!».
И лишь Небываль-из-Пустоши вновь хранила хладнокровие. К пище не притронулась.
— Как, — говорит, — приблизить весну? Возвращать осень не вариант, Птица-Весень и без того страдает неимоверно, чтобы опять этот круг начинать. Надо подхлестнуть время. Но как?
— А разве наша птичка такими вещами не заведует? — удивился Вор-Кошмарник с набитым ртом (всё-таки отхватил себе немного мяса, какой молодец). — Ну да, она сейчас чёрная и злая. Но только она в состоянии ускорить приход весны.
Подкрепившись рыбьим хвостом, Путеводная Нить сделалась такой умной, что хоть ты прячься. Ни разу не сбившись, она виртуозно выдала нам какую-то закрученную речь, где проскочили слова «катализатор», «форсировать» и «годовые кольца».
Впрочем, последним заинтересовался Пересечень:
— А вот о годовых кольцах прошу поподробнее.
И завязалась дискуссия.
Из всего разговора я вынесла, что Птица-Весень каким-то образом способна воздействовать на годовые кольца, хотя они обычно расположены в деревьях, намертво там закреплены и нарастают с каждым годом по мере утолщения стволов. Это если вспомнить курс ботаники.
Сио Лантий тоже диву давался и терялся в догадках, какие кольца Инычужи имеют в виду. Как выяснилось, деревья — точнее, именно Хвоистые Химеры — могут повлиять на время, если нарастят годовое кольцо по просьбе кого-нибудь очень влиятельного и могущественного. И тогда времени будет некуда деваться — разгонится, как миленькое.
— Но договариваться с Птицей-Весень придётся тебе, Нойта, — тронул меня за руку Пересечень. — Она-то и во вменяемом состоянии за услугу может шкуру содрать, иногда даже в прямом смысле. А уж сейчас, когда в ней столько ярости… Страшно представить.
У меня будто все внутренности скукожились, холод до костей пробрал. Но я не подала виду. Под завязку напитаться тоской по вине гирлянды или потерпеть боль от Птицы-Весень ради исцеления? Полагаю, лучше уж второе.
— Понятно. Приму к сведению, — пробормотала я и обхватила себя за плечи.
Сио Лантий, напарник мой сострадательный, тоже меня за плечи обхватил, согревая, успокаивая без слов. Вроде бы помогло, отпустило. Правда, ненадолго.
Лесные ижи-существа продолжили пляски вокруг костра, а мы опустошили блюда (пустые, они исчезали сами собой — вот удобно, посуду не надо мыть) и засобирались обратно. Путеводная Нить променяла широкий и мягкий капюшон Пересеченя на облезлый воротник шубы Нойты Сарс, забралась в углубление и прислонилась — тёплая — к моему затылку.
— Всё будет хорошо, Нойта. Всё будет хорошо, — шептала она.
Молчала бы, честное слово. Из-за неё я была вынуждена шагать позади всех, ибо плакать на виду у Инычужей — сами знаете, чревато дополнительной порцией утешений, от которых только горше делается.
Лес шумел кронами в вышине. Ветер разгонял тучи, светлел горизонт. А я шла и плакала. И слёзы мои застывали красивыми льдинками на щеках, а потом падали в снег.
Глава 44. По годовому кольцу
Как только мы добрались домой, Пересечень взялся за растопку камина, ибо батареи со своей задачей справлялись довольно вяло. Вор-Кошмарник в молчании удалился к себе в комнату, Путеводная Нить — на полку для шляп, Небываль-из-Пустоши взгромоздилась на спинку дивана. А Сио Лантий приткнулся в углу прихожей, потому что «Нойта должна пойти наверх одна».
На этом настояли решительно все. Они были убеждены, что Птица-Весень в скверном расположении духа не снизойдёт до моих просьб, если в комнате, кроме нас двоих, будет кто-то ещё.
А на меня и без того тоска наваливалась, тяжёлая, чернильная, густая…
Ли Фаний Орл поднялся с софы и обнял меня напоследок.
— Если надо, значит, надо. Жаль, что я не могу быть тебе полезен.
Утешил, нечего сказать.
Затем он уселся на тумбу напротив Сио Лантия и сочувственно вздохнул. Две охранные статуи, подумала я. Два согбенных привратника. Вот, как будет смотреться Нойта Сарс у Врат в Дивный Мир. Примерно так же уныло, да.
Моя рука примерзала к железным перилам пожарной лестницы. Ноги, несмотря на наличие обуви, примерзали к ступенькам — но тут уже, по большей части, из-за страха. Мне предстояло пойти на сближение с совершенно иной, неизученной формой жизни, в корне отличной от той милой, дружелюбной Птицы-Весень с красочным оперением. Как она отнесётся ко мне, когда я выпущу её из клетки? Не заклюёт ли? Не истеку ли я кровью прямо там, в собственной спальне?
Открывая дверь, я понятия не имела, что меня ждёт. Тишина и холод пустой комнаты были подобны хищным зверям, которые вонзали зубы прямо в моё сердце.
Птица-Весень (точнее, маленький чёрный обрубок с иглой вместо клюва) сидела на жёрдочке в клетке, крепко обхватив перекладину когтистыми пальцами неожиданно мощных лап. Набравшись смелости, я подошла к подоконнику и развернула клетку так, чтобы видеть крошечные злые глазки Птицы. Но та смотрела не на меня, а мимо меня, сквозь меня, словно Нойта — призрак, словно Нойты уже не существует и все фонарики гирлянды-проклятия погасли давным-давно.
По телу Птицы прокатывалась дрожь.
— Слушай, — неуверенно сказала я, и собственный голос показался мне слабым и жалким. — Слушай, нужна твоя помощь. Без тебя никак.
Она не отреагировала, продолжая
