что еще является совпадением?
— Нет, — вздыхаю я.
Но он все равно мне говорит.
— Это казино сгорело дотла в среду, а ты появилась на Побережье с чемоданом в четверг.
Я знала, что это произойдет, но все равно отшатываюсь, словно от удара. Кровь стучит в висках, зрение тускнеет, и становится почти невозможно сохранять бесстрастное выражение лица.
— Посмотри на меня, Пенелопа.
Глупо, но я смотрю. И тут же жалею, что сделала это, потому что в его чертах нет ни грамма джентльменства. И это не отражается в его тоне, когда он обдумывает свой следующий вопрос.
— Что. Ты. Сделала?
Мои глава имеют тенденцию выдавать мой следующий шаг, поэтому на этот раз я не смотрю на ручку двери, прежде чем дернуть ее, выскочить наружу и броситься бежать.
Скользкий тротуар превращается в покрытую инеем листву, ветер ревет в ушах. Я бегу в темноту и не знаю, куда она ведет. Похоже, именно так я и поступаю, когда сталкиваюсь с последствиями своих импульсивных поступков.
Я убегаю без всякого плана.
Луна скрывается за ветвями, и когда тишина между стволами деревьев отзывается эхом громче, чем стук моего сердца, я замедляю шаг и останавливаюсь. Когда я делаю полный круг по узкой поляне, тяжесть еще одного глупого решения давит мне на плечи.
Блять. Зачем я забежала в Заповедник Дьявола?
Здесь холодно. Теперь, когда я перестала бежать, декабрьский холод пробирает дрожью мои ноги и руки до костей. Я делаю шаг в ту сторону, откуда, как мне кажется, я пришла, и моя нога цепляется за корень, подворачивая лодыжку.
— Черт, — шиплю в темноту. Когда я наклоняюсь, чтобы потереть ее, тишину нарушает нечто, от чего волосы у меня на затылке встают дыбом.
Треск веток под ногами.
От присутствия Рафаэля у меня мурашки бегут по спине еще до того, как он произносит хоть слово. Прежде чем он хватает меня за талию и прижимает к дереву.
Он делает шаг вперед, загораживая мне дорогу.
— Это ты сожгла казино Мартина О’Хара, Пенелопа?
Мое сердце бьется, как пламя, часть меня благодарна за его тепло, а другая часть знает, что это будет последний раз, когда я его почувствую.
Я не хочу говорить ему правду, и не только потому, что боюсь выражения его глаз. Он и так знает слишком много, сегодня я раскололась, как чертово яйцо, на плавательной платформе, моя детская травма вытекла из меня, как желток. Такое ощущение, что каждая частичка меня, которую я отдаю ему — это еще одна вещь, которую я не смогу вернуть обратно. Часть, за которой я не смогу спрятаться. Что же мне делать: стоять здесь, голой, уязвимой и чертовски промокшей насквозь, перед ним? Мужчиной, который мне даже не нравится? Которому я не нравлюсь?
Я не успеваю ответить, потому что его рука поднимается и обхватывает мое горло, толкая меня назад, пока мои плечи не задевают грубую кору позади меня. Я сдерживаю шипение и сжимаю замерзшие кулаки по бокам.
— Мне нужен ответ, Пенелопа, — говорит он скучающим тоном.
Широкие очертания его силуэта расплываются в темноте позади него, отчего он кажется больше и страшнее. Я не должна оставаться наедине с таким мужчиной, как он, и черная пустота за его радужками говорит мне о том, что он согласен с этим.
С нетерпеливым вздохом его большой палец сильнее прижимается к моему пульсу.
— Это ты сожгла его казино?
Очень реальная возможность умереть вспыхивает перед глазами и заставляет меня кивнуть.
Его живот прижимается к моему.
— Почему?
Ну вот, я снова раскалываюсь, как то яйцо. Напрягая горло в его крепкой хватке, я отвечаю ему.
— Когда в городе открылось новое казино, я и понятия не имела, что им управляет гребаная ирландская мафия, — хрипло отвечаю я. — Я даже не знала, кто такой Мартин О’Хара, всё, о чем я думала, были новые кошельки. Ну, однажды ночью он поймал меня за…
Мои слова обрываются.
— Жульничеством, — заканчивает за меня Рафаэль, его взгляд вспыхивает черным.
Вообще-то, на подсчете карт. Но у меня такое чувство, что говорить самому преуспевающему владельцу казино Вегаса, что я считаю карты, находясь с ним наедине в лесу, было бы очень глупой идеей. Вместо этого я киваю.
— Он сказал мне уехать из города и никогда не возвращаться.
Его взгляд сужается.
— Но зачем этот пожар? Почему ты просто не уехала?
Мы пристально смотрим друг на друга.
— Потому что, когда Мартин О’Хара загнал меня в угол в переулке возле казино, он сделал то же самое, что сейчас делаешь со мной ты.
Когда О’Хара схватил меня за горло, это напомнило мне, как в десять лет я стояла в переулке другого казино с другим мужчиной с сильной хваткой. Хотя все закончилось не так ужасно, мне было обидно. Настолько обидно, что я приняла импульсивное решение зажечь бутылку водки возле его казино, ожидая автобус из города на другой стороне дороги.
Проходит три прерывистых удара сердца. В это время замешательство тенью проносится по лицу Рафаэля, затем его взгляд опускается на руку, обхватившую мое горло.
Он скользит вниз, к ключицам, и сжимает руку в кулак.
— Ты — ходячая покойница, Пенелопа.
Я выдыхаю дрожащий вздох, шепот неповиновения прокатывается по мне. Не потому, что я считаю себя достаточно удачливой, чтобы избежать смерть дважды за одну жизнь — черт, я уже не уверена, везет ли мне вообще, — а потому, что образ моего отца, свернувшегося в позе эмбриона перед тем, как его убили, был выжжен в моей сетчатке в течение последних семи лет.
Какой же стремный способ уйти с мира сего. С тех пор я поклялась, что, когда смерть найдет меня, я встречу ее с прямой спиной и пристальным взглядом.
Я вздергиваю подбородок.
— Я не хочу сегодня играть ни в какую игру. Если ты собираешься убить меня, просто сделай это.
Мои зубы бы стучат, а ветви хлещут на ветру над нашими головами. В конце концов, Рафаэль проводит большим пальцем по губе и переводит взгляд на почерневшее небо.
— И что же в этом было бы забавного?
Что?
Прежде чем я успеваю ответить, он наклоняется и обхватывает меня за талию. Мои ноги отрываются от земли, когда он перекидывает меня через плечо. Кровь приливает к голове, а бедра покалывают в извращенном предвкушение под теплом его ладони чуть ниже изгиба задницы. Я не могла далеко убежать, потому что проходит меньше минуты, прежде чем лунный свет прорезает грязную землю и в поле зрения появляется машина.
Он ставит
