О чем? Я сама не поняла, как оказалась у него на руках. Впрочем, лишь на секунду, в другую он уже поставил меня на землю, прижав спиной к ограде ресторана.
— Бывает… — Если он о головокружении.
— Тогда что спрашиваешь, что делать будем? Валяться под кондиционерами. Ты дойдешь или тебя донести?
— Дойду, — буркнула я под испытующим взглядом. Будут еще меня тут всякие таскать.
И я еле успела ухватиться за его шею. Голова не кружилась… Ага, до того самого момента, как он рванул меня вверх. У меня есть свои ноги. Я на них стою. Пусть не крепко, но не падаю! А тебе вот просто надо систематически выбивать почву у меня из-под ног — реально и фигурально!
Глава 60 "Не-конец"
— Это что такое? — спросила я, когда открыла холодильник, чтобы освежить живот и голову холодным йогуртом.
Холодильник был забит колбасой и сыром.
— Что это такое? — повторила я, обернувшись.
— Не видишь? — Кузьма пожал плечами. — Презенты из Хорватии.
— Для кого?
— Для наших родственников. Поделим по-братски, — добавил он с неприятной улыбкой. — Даш, ты опять заводишься? Из отпуска надо привозить то, что ни за какие деньги в России не купишь. Это сыр для козлов, например. И вот!
Он поднял с пола пакет, музыкальный. И извлек из него склянки. Довольно красивые. Пузатенькие со стеклянным шариком-крышкой — по темному стеклу белым шло название СЛАНО.
— Искал сливовую наливку, но нашел только вишневую. Но, может, она тоже ничего. Мне понравилась бутылка. Подарочный вариант. И вот еще, — Новые бутылки оказались тонкими и высокими, треугольной формы с силуэтом церкви и надписью ДУБРОВНИК. — Это ореховица, та самая, их знаменитая. Вина не стал покупать. Что-то еще хочешь купить?
— А ты? — спросила я с незапланированным вызовом.
— Хорошее настроение для тебя в магазине не продают, а то я бы прикупил пару килограммчиков про запас.
Про запас? А он тебе нужен, этот запас? Или ты все берешь в больших количествах — если не на одну, так на всех хватит… Оптом.
— Тебе больно, поэтому ты злишься? Или я что-то сделал или наоборот не сделал, и ты злишься на меня?
— Мне больно!
Я снова открыла холодильник, который со злости на расточительность Кузьмы захлопнула, и вытащила из дальнего угла бутылку йогурта. Мог хотя бы на дверцу переставить!
— Не закрывай!
Он вытащил коробку с соком из черной смородины. И вот мы сели друг против друга. Наш стол превратился в бревно, на котором двум баранам будет ну никак не разойтись. Мы можем только бодать друг друга взглядами. Говорить у нас не получается. Мы же с разных планет и языки у нас тоже разные. Наша вашу не понимать, вашу мать!
Я вцепилась в горлышко йогуртовой бутылки не губами, а зубами. Мне хотелось кусаться! Бешеные собаки, наверное, чувствуют то же самое, что я сейчас.
— Даш, иди поспи. Впереди тяжелый перелет. В час ночи мы еще в Пулково будем. Пока до дома доберемся.
— Я иду спать! Успокойся! — шарахнула я по столу недопитой бутылкой. — Не буду тебя доставать. Не боись!
И потом шарахнула дверью. Рухнула на кровать и заревела. Нельзя реветь при нем… Но как сдержаться?
— Даша… — он стоял в дверях.
Только не подходи, только не вздумай меня трогать. Мне не нужна твоя жалость!
— Я не собираюсь тебя жалеть! — выкрикнул Кузьма так, что затряслись стекла.
Я замерла, даже дышать перестала — блин, вслух говорю, что думаю…
— Тогда зачем пришел? — буркнула я в покрывало.
— Ну, спросить, постелить тебе или нет?
И только сейчас я заметила, что кроме покрывала на кровати ничего нет.
— Ничего не надо. Я так. Мне плохо. Уйди… — и добавила совсем тихо: — Пожалуйста.
Тихо, чтобы не подумал, что это просьба. Это приказ!
— Даша, а таблетки в этом деле не помогают?
Я чуть приподняла голову.
— Может, мне в аптеку сгонять купить тебе что-нибудь в самолет от тошноты. И… Ну, у нас тут почти на час серпантина.
О машине переживает или обо мне? Нельзя так, нельзя… Обо мне. И я села.
— Кузя, у меня просто живот болит, а так все нормально. Не умру.
— Ну я надеюсь. Ты мне еще живая нужна…
Нужна? Действительно нужна? И я отвела глаза, чтобы он вдруг не прочитал в моем взгляде надежду.
— Со мной все нормально!
Я вскочила. И зря. Сейчас я пошатнулась не от злости, а потому что у меня действительно потемнело в глазах, но я успела сесть.
— Не надо тут только геройствовать!
Он присел рядом и взял меня за руку, нежно. Однако только когда мои пальцы оказались в горячей сухой ладони Кузьмы, я поняла, насколько они мокрые, как и вся я.
— Жарко? — он провел рукой по моей мокрой шее и, притянув к себе, чмокнул в лоб. — Сейчас разберусь с кондеем.
Он встал и ушел, а мне хотелось продолжать сидеть с ним вот так в обнимку и никуда не ехать. Если свалиться в кровать и притвориться, что умираю, неужели не поменяет билеты?
— Может выйдешь к столу? Там уже попрохладнее, а тут пока остынет?
Кузьма протянул мне руку, я стиснула ее и покраснела — вот на кой-ему такая обуза! Надо же было половину отпуска пробыть клячей. Мужчина должен носить женщину на руках, когда ему велит это сердце, а не потому что баба не может ходить на собственных ногах.
— Выпей сладкого!
Он налил мне в стакан смородинового сока. Я выпила до дна. Стало легче.
— Спасибо. Извини, что я вот так… — у меня почему-то затряслась губа. — Весь отпуск тебе испортила…
— Ну началось…
Он ткнул меня лицом себе в грудь как раз вовремя — я разревелась.
— Даш, тебе так плохо? Ты же не из-за меня тут слезы льешь? — спросил он глухо, уткнувшись носом мне в волосы и все сильнее и сильнее выводя ладонью круги на моей спине.
Я не отвечала, еще не могла. Из глаз лило даже сильнее, чем из другого места. Да что же меня так развезло…
— Все пройдет, — буркнула я через силу и стиснула зубы, а потом откинулась на спинку стула и принялась тереть глаза.
— Пройдет, через неделю, да?
Я кивнула.
— Три дня, потом уже легче…
— А на работу тебе когда?
— Через день. Отлежусь.
— А может это знак, что ну ее нафиг работу?
