Среди русских царит подавленность. «Жаль, что любезный, умный граф Каподистрия нас оставляет, – пишет Карамзин. – Таких людей мало. Европа погребла греков: дай Бог воскресения мертвым».
Юная супруга великого князя Николая Александра Федоровна[80]позволяет себе вслух осуждать решения своего зятя. «Я говорила императору, – пишет она, – что дело греков нельзя сравнивать с делом других революционеров; оно кажется мне справедливым и прекрасным, воспламеняющим юные умы». Царь чувствует себя все более изолированным, дискредитированным, опозоренным, предавшим священные исторические традиции своей страны. Он признается Лебцельтерну, что его политика «не та, которой следовала Екатерина, и совсем не та, которая выражала бы чаяния армии и всего общества». Тот же Лебцельтерн пишет Меттерниху: «Дело Греции закончено в глазах императора. Он не скрывает от себя ни одну из дурных сторон своей позиции. Принесены в жертву достоинство, честь, интересы империи и его августейшей особы. Он знает, что за три последних года Россия утратила общее уважение… Наконец, Порта перестала считаться с ней». А граф де Лаферронэ, анализируя положение в стране, сообщает в депеше от 26 ноября 1821 года: «Нелегко следить за делами и проектами кабинета, не имеющего определенного направления, планы, система и решения которого так же переменчивы, как и характер принца. Это принц, воодушевленный, без сомнения, самыми благородными чувствами и самыми чистыми намерениями, из чрезмерного страха подпасть под чье-либо влияние или оказаться под чьим-нибудь руководством, во всем разбирается и все решает единолично, увязая в обилии мелочей; принц, который из боязни обмануться в своем доверии не доверяет никому и в результате ставит во главе своего кабинета людей, открыто противостоящих общим мнениям, принципам и чувствам; наконец принц, который верит, что сможет подчинить политику всех государей и амбиции всех честолюбцев своего времени абстрактным и мистическим идеям, на которых он сам основывает свои действия».
И действительно, Александр, пережив крах своих политических иллюзий, находит утешение в Боге, по-прежнему веря, что выполняет Его волю. Он постоянно размышляет о мистическом смысле убийства отца и противоборства с Наполеоном – о двух самых значительных событиях в своей жизни. Его соперника по славе больше нет: «пленник Европы» угас на острове Святой Елены 5 мая 1821 года. Александр назначил полковника графа Александра де Бальмена русским комиссаром при губернаторе острова Святой Елены английском генерале Гудсоне Лоу. Но де Бальмен женился на дочери тюремщика Наполеона, так что он, хоть и получил от царя инструкции оказывать низложенному императору «личные знаки уважения», никогда не удерживал своего тести от злобных мелких притеснений бывшего императора. Теперь, обращаясь мыслями к прошлому, Александр задается вопросом: не был ли Наполеон для него идеальным противником – врагом и другом в одном лице. Присутствие Наполеона на политической сцене было источником, из которого Александр черпал и силу сопротивления, и силу поддержки. Утратив эту поддержку, он утратил душевное равновесие. Без этого равного ему человека он чувствует себя бессильным и одиноким среди окружающих его карликов.
Тщетность политической борьбы, бесплодность дипломатических ухищрений, перенесенные утраты безмерно угнетают душу царя. Он сильно постарел. В глазах его печаль и растерянность. Ему все время чудится, что за его спиной шепчутся, обсуждают беспорядок в его одежде. Он раздражается на своих близких, требует объяснений, извинений. «Скажи мне правду, – добивается он у генерала Киселева, – может быть, сзади моего мундира есть что-нибудь, подавшее повод к насмешкам, потому что я видел, как ты с двумя товарищами своими надо мной насмехались». «Прискорбно видеть подобные слабости в человеке со столь прекрасным сердцем и умом», – замечает великая княгиня Александра Федоровна. А тонкий наблюдатель граф де Лаферронэ так описывает личность этого государя, которого он изучает при каждом удобном случае и ключ к характеру которого отчаивается подобрать: «С каждым днем мне все труднее разобраться в характере императора… Разговор с ним всегда оставляет самое благоприятное впечатление. Вы расстаетесь с ним в убеждении, что в этом государе соединились достоинства благородного рыцаря и качества, создающие великого монарха, что это человек, одаренный глубоким умом и огромной энергией. Он рассуждает превосходно, он приводит убедительные аргументы, он изъясняется с красноречием и жаром человека убежденного. Но в конце концов опыт общения с ним, вся история его жизни, все то, что вы каждый день наблюдаете, настораживает вас, и вы приходите к выводу, что ничему этому нельзя доверять. Многочисленные примеры проявленной им слабости доказывают вам, что его характеру недостает энергии, которую он вкладывает в свои слова; с другой стороны, этот слабохарактерный человек подвержен внезапным приливам энергии, приступам раздражения и в таком состоянии принимает самые крайние решения, последствия которых невозможно предвидеть».
Любопытный пример психологической деформации: в юности он прошел через искушение стать ангелом-хранителем России – освободить крестьян, установить равенство подданных перед законом. Позже испытал искушение быть ангелом-хранителем Европы: создать братство наций, возглавляемых монархом, следовать христианским заповедям. И кончил тираническим правлением, символом которого во внутренней политике стали военные поселения, во внешней – Священный союз, инструмент подавления любого сопротивления установленному в Европе порядку. В общем, как и его бабушка Екатерина II, он, пережив пору иллюзий, вынужден был признать, что республиканские принципы во французском духе не приложимы к суровой российской действительности. Сам того не ведая, он следовал той же дорогой, что и Екатерина, и, как и она, от идеалов энциклопедистов пришел к неограниченному самодержавию. Он страдал, сознавая, что эта деспотичная старая женщина вновь возродилась в его оболочке. Но случалось, в нем просыпался и тупой милитаристский дух Павла I. Так, то бабка, то отец одерживали верх в его мыслях и действиях. Каким же было его подлинное «Я»? Или, быть может, как личность Александр I вообще не существовал?
Обуреваемый противоречивыми чувствами, он ни в чем не обретает душевного равновесия. На протяжении нескольких лет он нигде не чувствует себя как дома. Им владеет лихорадка перемены мест. Лучшим средством побороть снедающую его тоску ему кажется отъезд из России и, как только представляется какой-нибудь удобный случай, он устремляется за границу, как будто, бежав из своего дворца, можно убежать от самого себя. Но и в Европе его страждущая душа не находит успокоения. Каждые три месяца он предпринимает длительные путешествия по России. Он едет в город-мученик Москву, потом в Киев, Варшаву, Ригу, Бессарабию, Одессу, Крым, Таганрог, на Азовское море, в Ростов-на-Дону… Это безумный бег по разбитым дорогам. Физически изнемогая от этих поездок, он опьяняется пространствами без конца и без края. Объезжая империю, он упивается приветствиями, коленопреклонениями, речами, парадами. Он изумляется числу и разнообразию народов, отданных под его власть, и укрепляется в мысли, что государству со столь огромной территорией и столь богатому людьми и природными ресурсами предназначено однажды стать во главе наций.
