как могут жить люди?
– Чушь, – тихо выдавил из себя Богдан, шумно вобрав носом воздух, и нервно повел головой в сторону.
Третье звено в цепи сомнений – способ совершения преступления и орудие. Морозов не единожды размышлял о том, как и при каких обстоятельствах могли убить Василевскую. Он был убежден, что одному человеку физически не под силу повесить труп, не повредив веревку. Принимая во внимание, что времени было катастрофически мало. Именно это знание заставило следователя вспомнить о жильцах четыреста пятой и четыреста четвертой комнат. Признание Евгения Меркулова расставило все на свои места, объяснив то, что не вязалось в голове.
– Вы знали, что ваше тело похоронили? Куратор и социальные работники навещали вас. Ваше исчезновение не могло остаться незамеченным. Почему не попытались скрыть труп? – Морозов чуть сощурил глаза, но буквально через секунду к нему пришло озарение, отразившееся на лице. – О! Я, кажется, понял. На это и был расчет, правда? Личность трупа не вызвала бы сомнений у посторонних? К тому же… никто не знал, что есть… второй. Таким образом, Аверьянов умер бы навсегда. Умно. Очень умно. Идеальное преступление, если бы не обстоятельства. Правда? – Морозов провел костяшкой указательного пальца по кончику носа и тихо шмыгнул. – Печально-печально.
– Что вы несете, черт бы вас побрал?.. – Вишневский плотно сжал губы, из последних сил сдерживая гневные слезы, что выступили на глазах.
Четвертое звено в цепи сомнений – личный дневник потерпевшей. Морозов заметил то, что было скрыто между строк. Неосознанно, но все же скрыто. Меж страниц следователь нашел фотографию, что безоговорочно подтверждала знакомство потерпевшей и Вишневского, вопреки показаниям последнего. Также в дневнике была важная запись о наличии у Вишневского брата, о котором, как оказалось позже, никто не знал. Противоречивые показания Зиссермана и Колычевой касательно Вишневского казались настолько явными, что было бы преступлением не обратить на них должного внимания. Свидетели словно говорили о двух совершенно разных людях. Конечно, теоретически Вишневский мог измениться за последние пару лет, в том числе в лучшую сторону: как внешне, так и внутренне. Морозов был убежден, что человек способен поменять свое отношение к обстоятельствам, подстроиться под людей, прогнуться под социальным давлением. Но меняло ли это его кардинально? Вряд ли.
– Бросьте, Аверьянов, – с усмешкой бросил Морозов. – Признайте вину, и разойдемся. При таком раскладе сможете рассчитывать на рассмотрение вашего дела в суде в особом порядке. Учтут смягчающие обстоятельства. В том числе явочку с повинной. Получите, может, лет семь-восемь. Не больше. А там, может, и по УДО[11] получится. Лет через пять…
– Прекратите…
– У нашего уголовного законодательства есть определенные плюсы. Даже при сложении двух сроков за совершенные убийства больше максимального срока вам все равно не дадут. – Морозов тяжело поднялся на ноги, тихо вздохнув. Обогнул кофейный столик, подошел к Вишневскому и встал у него за спиной. Склонился, тихо проговорил в самое ухо: – Каково это – убивать людей? А, Аверьянов? Спится сладко?
«Мы с Томом достаточно похожи. Оба чувствуем себя не совсем в своей тарелке».
Морозов плохо учился в школе и читать не любил, поэтому мало что знал о зарубежной классике. Однако, когда Вишневский в показаниях сравнил себя с героем книги, то Морозов не поленился прочитать о ней. Он думал, что это позволит ему узнать парня лучше, подобрать к нему нужные ключи, чтобы разговорить и выведать то, что связывало его и Василевскую.
«Принц и нищий» – это история богатого и бедного мальчиков. Они были рождены в один день и решили поменяться местами, будучи недовольными собственными жизнями.
Упоминание брата в записях Василевской вкупе с дополнительными показаниями Зиссермана и Колычевой стало неким пусковым механизмом.
Внезапно мелькнувшая догадка обожгла сознание тягучим расплавленным свинцом. Но на ее подтверждение потребовалось множество сил и времени, которого, по большому счету, у Морозова не было. В личном деле Вишневского ожидаемо значилось: отец – Вишневский Станислав Игоревич, мать – Вишневская (Анохина) Марина Вячеславовна. Ни сестер, ни братьев.
Благодаря копии свидетельства о рождении и медицинской справке из архива следователю удалось выяснить, в каком именно родильном доме появился на свет солнечный отпрыск. На счастье Морозову и на горе беззащитному населению, главный врач оказался разговорчивым, трусливым, а главное – продажным. Подобные истории крайне редки, не говоря уже о том, что по природе своей преступны. Поэтому фамилия Вишневского пустила в памяти доктора глубокие корни. Таким образом, следователь узнал то, что семья Вишневского так тщательно пыталась скрыть. Впрочем, успешно.
– Больно набивать татуировки? – неожиданно спросил Морозов. – Всегда хотел себе сделать, да вот боязно.
– Мне-то откуда знать?! – раздраженно выпалил Вишневский и поспешно отвел взгляд, заметив странную улыбку следователя.
– Мне повезло поговорить с вашим отцом. – Следователь небрежно похлопал подозреваемого по напряженному плечу. – Упрямый, как вы. Все отрицал с таким каменным лицом, что я на секунду усомнился в собственной адекватности. Поразительно… Единственный любимый сын. Расхваливал безмерно, отчаянно защищая с пеной у рта. Забавно, правда? Отцовской любви не хватило на двоих. Один из вас остался не у дел.
– Я хочу уйти. – Голос Вишневского прозвучал неожиданно сипло. Он резво вскочил на ноги, но тяжелая ладонь, что опустилась на его плечо, пригвоздила к мягкому креслу. – Вы не имеете права. Ясно?!
– На двое суток? Вполне. – Морозов обошел Вишневского и сел напротив, на край кофейного столика. Уперся локтями в колени и поднял руку, повернув кисть внутренней стороной ладони к подозреваемому. – Знаете, что рисунок папиллярных линий кожи неповторим? Уникальный и особенный. У каждого свой. Даже у близнецов.
Вишневский заметно вздрогнул, крепче сминая ткань брюк, и неосознанно вжался в кресло.
– К чему это?
– Мне повезло! – радостно воскликнул следователь. – Ваш брат оказался совсем плохим мальчиком. Его отпечатки нашлись в базе данных. Видимо, о них отцу известно не было. – Выражение лица Морозова вмиг изменилось. Следователь свел светлые брови к переносице и подался вперед. Голос прозвучал непривычно низко, пробирая до мурашек: – Откатаю ваши пальчики – и дело в шляпе. Мне достаточно установить, что вы не тот, за кого себя выдаете. Более весомые доказательства не нужны, чтобы возбудить уголовное дело по факту смерти вашего брата. Все ясно как белый день. Его тело лежит в сырой земле, а не ваше. И вы самый очевидный подозреваемый, учитывая обстоятельства его смерти.
Вишневский, а точнее Аверьянов, шумно сглотнул и невольно убрал руки, прижав кисти к животу. Смотрел на следователя затравленно, испуганно. Нижняя губа заметно задрожала. Чем сильнее он стискивал челюсти в попытке сдержать навернувшиеся слезы, тем явственнее бугрились тугие желваки на острых скулах. Дамба самообладания дала
