для этой засады, – поручил князь Дмитрий это дело Ивану Хованскому. – Там, за Окой, присмотри заранее место. И чтобы оплошки не вышло!..
Его, своего племянника, сына сестры Дарьи, он специально таскал с собой в походы, приучал к тяготам службы, поддерживал, зная, как непросто это для них, новичков.
Хованский вытянулся перед ним.
– Слушаюсь, Дмитрий Михайлович! – выпалил он, польщённый, что его дядя, князь Дмитрий, герой освобождения Москвы от поляков, доверил ему важное дело.
А князь Дмитрий, глядя на него сейчас, вспомнил его отца, покойного Никиту. Юный князь Иван в детстве походил чертами лица на них, на Пожарских, их была косточка. Так думали они. Но, повзрослев, он стал вылитым Хованским. Такой же круглоголовый, как Никита, и так же чуть оттопыривал нижнюю губу, когда волновался. И князь Дмитрий порой задумывался, какая же судьба ждёт его, зная слабости его отца Никиты, которые свели того раньше времени в могилу.
Так, как они и договорились на этом совете, они и сделали. И когда Чаплинский как-то раз подошёл близко к городу, князь Дмитрий послал Хованского в засаду. Но Чаплинский, вот уж осторожный кот, сначала послал гусар проверить, нет ли засады по флангам. И они наткнулись на конников Хованского. Полыхнул бой, скоротечный и злой: ратники князя Ивана дали тыл. Гусары, преследуя их, многих порубили. Князь же Иван попал в плен вместе с полусотней боярских детей.
Князь Дмитрий, когда ему донесли об этом, растерялся. В голове болезненно мелькнуло, как он теперь посмотрит в глаза сестре-то, Дарье, когда сам же послал племянника на опасное дело. Но не в его характере было оставлять безнаказанным такое. И это, что какой-то ротмистр обыграл его, сильно задело его за живое, за самолюбие. Он разработал новую операцию, чтобы уничтожить это осиное гнездо в Товаркове.
Тёмной декабрьской ночью он незаметно подошёл с тысячей конников к Товаркову городку. Закидав стены горящей смолой, они подожгли их. Одновременно по воротам ударили лёгкие походные пушки. Они быстро разнесли их в щепки. И тут же последовала атака конников.
Городок был взят. Много пало убитыми гусар и пятигорцев Чаплинского. Сам же ротмистр успел улизнуть, спасся бегством.
Но Хованского и попавших с ним в плен боярских детей в городке не оказалось. Ротмистр уже отправил их в Вязьму, к Ходкевичу.
Князь Дмитрий приказал погрузить на телеги захваченные в городке припасы, которые собрал по окрестным сёлам предусмотрительный Чаплинский. Всё, что не могли взять, он приказал сжечь.
Уходя от городка, они ещё долго видели позади за собой всполохи большого пожара, озаряющего ночное небо.
* * *
Через два месяца, после того как Пронского и Белосельского увезли в Москву, в декабре 1617 года государевым указом в Можайск был послан с полком князь Борис Лыков. Вторым воеводой к нему назначили Григория Валуева.
В это же время Ходкевич усиленно собирал сведения о Можайске, засылая туда лазутчиков. По их донесениям, всё вроде бы выходило так, что Можайск слабо укреплён. И вообще русских можно застать врасплох. К тому же сейчас, зимой, они не ожидают нападения: караулы поставлены из рук вон плохо…
Обсудив это с полковниками, Ходкевич представил Владиславу план разработанной им операции: подойти скрытно ночью к городским воротам, выбить их петардой, ворваться в город…
Изложив это королевичу, он ожидал, что тот выскажется об этом.
Но Владислав почему-то обратился к комиссарам, собрав их на совет.
– Господа, прошу изложить свои соображения по этой операции пана гетмана!
Первым выступил молодой Собеский.
– Ваше величество, я считаю, что во главе такой операции должны стоять вы! – предложил он.
Сапега поддержал его. За ним тоже сделал и мозырский староста Балтазар Стравинский.
Такого Ходкевич не ожидал. Он понял, что они, комиссары, в очередной раз показали себя. Да, они не хотят, чтобы слава этого похода досталась ему, гетману.
– Ваше величество! – обратился он к Владиславу, собираясь отговорить его от того, что навязывали сенаторы. – Если вы будете участвовать в походе, то сохранить это в тайне не удастся!
Он не сдержался, стал напористо доказывать, к чему это приведёт.
– Если поход провалится и русские узнают, что ваше величество участвовали в нём, тогда не миновать позора!.. И вашей чести будет нанесён немалый урон!..
Но комиссары всё же настояли на своём. Они взяли числом.
На второй день после Николы зимнего, по русскому календарю, ночную тишину заснежённой, утопающей в снегу Вязьмы нарушил шум от движения большого войска. Ещё с вечера жителям городка не давали покоя своей возней гусары, пахолики и немцы, постоем стоявшие у них на дворах. Несколько же дней перед этим они чистили оружие, проверяли и чинили снаряжение, конскую сбрую, тёплую одежду и обувь.
Слухи об этом походе, пока шла его подготовка, расползлись по городу.
В костёле, сооружённом на скорую руку в городке, прошёл молебен.
Владислав, отстояв службу и приняв благословение полкового ксендза, вышел из костёла во двор вместе со своей свитой.
Было четыре часа утра. Темно. Морозно.
Его, Владислава, всё ещё терзали недобрые предчувствия, что он делает что-то не так, ему не стоит идти в этот поход.
И тут, поддаваясь какому-то необъяснимому порыву, он вскинул вверх голову. Туда, поверх убогих избёнок и вот этого храма русских, и башен крепостных, и тоже деревянных, глухих и кособоких, со щелями и амбразурами: глазами тёмными смотревших на белый свет. И шапки снега покрывали всё…
От стряхнул с себя это наваждение.
– Давайте пошли… – пробормотал он.
Одетый в простой гусарский кафтан, он натянул поглубже на лоб шапку, чтобы быть неузнанным, направился к лошадям, стоявшим у коновязей. Там он сел на гнедого жеребца, тоже обычного, чтобы не выделяться ничем среди других гусар.
Ходкевич, которому подвёл коня его стремянной, тоже взгромоздился в седло.
Свита Владислава, его придворные, тот же Адам Казановский, уже были на конях.
Так он, королевич, затерялся среди поручиков гетмана и гусар.
Они направились к крепостным воротам. За ними двинулись, стали пристраиваться одна за другой сотни гусар. Со скрипом открылись ворота, выпуская полки. Там же, за воротами, вперёд всей колонны уже ушли дозорные.
И всадники двинулись дальше одни, миновали крохотное село, погружённое в темноту, разорённое войной на этой большой столбовой дороге.
До рассвета было ещё далеко. Сейчас, зимой, в декабре, природа всё делала медленно, лениво…
Наконец, полностью рассвело. И в это время они вышли из леса. Вскоре они подошли к Царёво-Займищу. Выгоревший когда-то восемь лет назад городок так и не оправился.
– Сто-ой! – пошла команда по сотням и ротам голосистой перекличкой. – Привал! Кормить лошадей!
Привал. Его в походе ждут с нетерпением всегда.
Отдохнув, колонна двинулась дальше.
