этому вопросу.
Так звучали слова, но мой истинный призыв – главный смысл речи – был обращен к публике. Озвучить их опасения по моему поводу, установить эмоциональную связь через признание собственного страха, напомнить о моих заслугах и об опыте работы в парламенте и логично объяснить, почему закон следует отменить.
Этос и логос.
Каждое слово было искренним, но я потратила на стратегическую подготовку речи много часов. Если я хочу добиться успехов, нужно не только играть, но и выигрывать, а общественное мнение – мой главный инструмент, поскольку я не обладаю реальной политической властью.
Разумеется, осталась еще одна важная часть пресс-конференции.
Пафос.
– Вы постоянно говорите о выборе между любовью и родиной, – сказала Джас. – Значит ли это, что вы влюблены в мистера Ларсена?
Толпа затаила дыхание. Казалось, затаила дыхание вся страна.
Вдалеке посигналила машина, и над головой пролетела птица, хлопая крыльями в ясном голубом небе. Ни то, ни другое не нарушило тяжелой тишины, накрывшей лужайку.
Я подождала секунду. Две. А потом, слегка улыбнувшись, сказала:
– Да. Влюблена. На этом все. Спасибо всем, кто пришел.
Я покинула подиум под громкие крики и аплодисменты.
У меня дрожали ноги и бешено колотилось сердце, пока я шла к задней части дворца. Я справилась. Подумать только.
Но праздновать было рано. Оставалось еще одно дело.
Я поднялась по лестнице к боковому входу во дворец. Рис ждал в тени колонн, серые глаза горели расплавленным пламенем.
– Отличная работа, принцесса.
Я шагнула в его объятия.
– Это еще не все. – Я обняла его за шею и прошептала: – Поцелуй меня так, словно смотрит весь мир.
Его медленная улыбка обволакивала, словно густой, гладкий мед.
– С удовольствием, ваше высочество.
Губы Риса коснулись моих, и я услышала предательский щелчок камеры из ближайших кустов.
– Думаешь, у них получилось? – спросил он, не отрываясь от моих губ.
– Определенно.
Он ухмыльнулся и снова поцеловал меня. На этот раз глубже, настойчивее, и я прижалась к нему, позволяя его прикосновениям и вкусу унести меня прочь.
Первый поцелуй был для всего мира. Этот – для нас.
Глава 47
Рис
Неделю спустя
– Ваше высочество! – Ассистентка Эрхолла вскочила из-за стола, широко раскрыв глаза. – Простите. Не знаю, что случилось, но вас нет в календаре. Должно быть, какая-то путаница…
– Все в порядке, – ответила Бриджит с любезной улыбкой. – Я не назначала встречу, но мы хотели бы поговорить со спикером. Он свободен?
– А… хм… – Взволнованная женщина просмотрела бумаги и кивнула. – Да, конечно. Пожалуйста, следуйте за мной.
Она провела нас через покои спикера к кабинету. Толстый синий ковер заглушал звуки наших шагов.
Мы действительно здесь.
Я не боялся Эрхолла, но впервые виделся с ним с тех пор, как узнал, что он мой отец. Во всяком случае, биологический. Он ни хрена не сделал, чтобы заслужить подобную честь.
Помощница Эрхолла постучала в дверь. Нет ответа. Постучала снова.
– Что? Я же сказал не беспокоить! – рявкнул он.
Женщина вздрогнула:
– Господин спикер, ее высочество принцесса Бриджит хочет вас видеть. И… гм… мистер Ларсен.
Она бросила в мою сторону быстрый, благоговейный взгляд.
Я поборол гримасу.
На прошлой неделе вся Эльдорра – черт побери, весь мир – узнал мое лицо и имя. Они заполонили полосы газет от Токио до Нью-Йорка, а кадры с пресс-конференции Бриджит и «откровенные» фотографии и видео наших поцелуев демонстрировались на каждом новостном канале.
Пресса представила эту историю как сказку о принцессе и ее телохранителе, а комментаторы подхватили, выкладывая целые статьи и заметки о любви, долге и традициях.
Публика проглотила наживку. По словам Бриджит, парламент завалили письма с призывами отменить закон, а хэштег #любовьважнеестраны всю неделю оставался в тренде в социальных сетях.
Любовь – самое универсальное чувство. Не всем довелось ее испытать, но все этого хотят – даже те, кто утверждает обратное, – и пресс-конференция Бриджит затронула эту базовую потребность. Теперь она была не просто королевской особой. Она стала человеком и, что гораздо важнее, вызывала чувство сопричастности у всех, кто не мог воссоединиться со второй половинкой по какой-либо причине.
Нет ничего могущественнее чувства сопричастности.
План Бриджит сработал лучше, чем мы могли надеяться, но мне было неприятно видеть собственное лицо в каждом киоске и испытывать повышенное внимание со стороны окружающих.
Но я согласился на этот план, хоть и понимал, что он окончательно разрушит оставшееся у меня подобие частной жизни. Если выйти из тени и оказаться в центре внимания необходимо для нашего воссоединения, я готов давать интервью каждому проклятому журналу.
Бриджит, помощница Эрхолла и я ждали ответа спикера.
Хлопнул ящик стола. Через несколько секунд тишины дверь распахнулась, и я увидел раздраженного Эрхолла.
У меня натянулась каждая мышца. Мой отец. Я не знал, чего ожидал. Может, екнувшего сердца при виде мужчины, который технически являлся половиной меня, или ненависти, которая бурлила внутри больше тридцати лет, дожидаясь того дня, когда я смогу высвободить ее потоком ударов, крови и проклятий.
Но я не почувствовал ничего. Ничего, кроме смутного отвращения к тщательно уложенным, прилизанным волосам Эрхолла и гнева из-за улыбки, которой он одарил Бриджит – натянутой, на грани неуважения.
– Ваше высочество. Прошу, входите. – Судя по тону, сюрприз его отнюдь не порадовал, и он демонстративно не замечал меня, когда мы зашли в его большой, обшитый дубовыми панелями кабинет.
Мы с Бриджит сели напротив спикера. Обстановка кабинета говорила о холодности владельца – никаких личных вещей, кроме университетских дипломов в рамках, висящих на стенах.
Я изучал Эрхолла, пытаясь найти между нами сходство. Заметил намек в изгибе скул и наклоне лба. Не настолько очевидное, чтобы о нашем родстве догадался незнакомый человек, но, если приглядеться повнимательнее, различить его было возможно.
Я моргнул, и сходство исчезло, сменившись уставшим лицом и холодными расчетливыми глазами.
– Итак, – Эрхолл сцепил пальцы под подбородком. Его губы были сжаты и напряжены, как и остальное лицо, – сама кронпринцесса посетила мой кабинет. Чему обязан такой честью?
– У меня есть пункт повестки для следующей парламентской сессии. – Бриджит излучала авторитет, и во мне вспыхнула гордость. Она прошла долгий путь со дня, когда мы сидели в ее номере в Нью-Йорке и смотрели по телевизору отречение Николая. Во время его речи она выглядела так, будто ее вот-вот вырвет, но сегодня от той испуганной, неуверенной девушки не осталось и следа. – Откройте ходатайство об отмене закона о королевских браках.
Эрхолл пристально посмотрел на нее и расхохотался. Громко.
В горле клокотал рык, но я заставил себя молчать. Сейчас выступает Бриджит.
– Я думал, вы
