– Так это был ты. Все время – только ты.
Гай празднует окончательную победу.
– Да, моя дорогая.
Он приходит все реже, вода в моей миске все чаще успевает высохнуть до его появления, так что я уже думаю, что умру от обезвоживания и избегу новых пыток. Однако Гай всегда успевает вернуться, чтобы спасти меня. Чтобы осудить. Как-то после его ухода до меня доходит по-настоящему. Я умру здесь, в этой безысходной пещере. Но не скоро. Я буду гнить тут годами. Я смотрю на свои искалеченные руки и цепенею. Гай растащит меня по кусочкам, он будет становиться все сильнее, а я слабеть. Я уже ощущаю это. Ему никто не сможет противостоять, и то, что было до него, покажется цветочками. Как и предвидела Старая Грязька, он уничтожит все.
Когда исчезают последние крохи надежды, я оказываюсь в такой тьме, о которой даже не подозревала. Мне холодно и одиноко. Все потеряно.
И тут в пустоте передо мной начинает мерцать бледный огонек. Уныние нашего уединения нарушила звездомолька, ее переливающиеся крылышки неистово трепещут, будто искорки света. Она такая крохотная – и такая живая! В дальнем уголке моей души ей отзывается тлеющий уголек. Я успела забыть красоту жизни. Ее цвет. Ее силу. Ее волшебство.
Я хочу жить.
Хотя мое волшебство по-прежнему меня страшит, если я останусь здесь, Гай в любом случае использует его во зло. Я должна попытаться – чего бы мне это ни стоило – остановить его.
Но я не знаю, достаточно ли меня уцелело, чтобы с этим справиться.
Кладу свои окровавленные, искореженные руки на замок клетки и вызываю волшебство на поверхность. Если Гай хоть чему-то меня научил, так это тому, что я обладаю огромным могуществом. Иначе я не была бы ему нужна. Сознание того, что я ему настолько дорога, придает мне уверенности.
Ничего не происходит. Пустота, в которой некогда обитало мое волшебство, расширилась и поглотила меня всю. Мою надежду. Мою силу. Мое будущее.
– Ну пожалуйста, – умоляю я, снова пытаясь призвать волшебство. – Пожалуйста.
В итоге одна из моих многочисленных ран начинает кровоточить – и все.
Я закрываю глаза и вспоминаю тех, кто мне дороже всего. Вспоминаю Грейс и Томаса. Торина и Шарпа. Бронна. Я больше никогда их не увижу. Горячие слезы текут по моим щекам. Любовь не должна причинять такую боль. Гай пытал мое тело, однако именно мысль о них, сознание того, что я никогда больше их не встречу, наносят мне смертельную рану в самое сердце.
Я истошно кричу, вкладывая в этот звук всю свою ненависть, отчаяние и горе, и изо всех сил трясу прутья решетки.
– Ну же! – кричу я им, себе. – Ну же!
Что-то шевелится во мне, что-то позабытое, что-то знакомое. Тлеющий уголек в самой глубине моего сознания разгорается, тепло расходится, пробуждая волшебство, – поначалу медленно, потом все быстрее, будто ему не верится в счастье снова выйти на волю.
Мне тоже не верится, и с моих губ срывается легкий смешок. Я крепко вцепляюсь в прутья, боясь, что могу в очередной раз его потерять.
– Бренна, хирри, – произношу я, повторяя заклятия, означающие «гори» и «огонь».
Только теперь это не просто слова. Я и есть эти слова, я и есть волшебство. Все едино. Кровь бежит по телу, по раскаленным венам, и я вижу, как замок начинает плавиться, жар пышет через кончики оставшихся пальцев, пока металл окончательно не превращается в жидкость и дверь не распахивается. Я ловлю ртом воздух, не зная, как остановить этот поток, потому что у меня кружится голова, будто сама кровь покидает тело. Я сжимаю то, что осталось от моей кисти, в кулак, и волшебство приостанавливается, пульсируя под кожей в ожидании следующего распоряжения.
Я свободна. Теперь весь вопрос лишь в том, хватит ли у меня сил встать, не говоря уж о том, чтобы двигаться. Но я должна – просто должна, – иначе я хуже, чем покойник. Если Гай застукает меня сейчас, он разрежет меня на мелкие кусочки и будет так держать, а я буду молить о смерти.
Исполненная уверенности, я обращаю волшебство на себя. Приложив ладонь к сломанной ноге, снова пытаюсь правильно срастить кости с помощью прикосновения. Но, как бы я ни напрягалась до пылающей боли в венах, я вынуждена признать поражение. Подобное умение просто вне моих сил, и у меня нет времени, чтобы тратить его на несбыточные мечты.
Я вываливаюсь из клетки, боль пронзает меня, но я не обращаю на нее внимания. Я – Гадюка. Я – королева. Я не могу позволить какой-то боли остановить меня. Я знаю, что пытаться сбежать тем же путем, каким я сюда попала, бессмысленно. Там стоит охрана, а я уже не в состоянии сражаться. Однако из дальнего конца пещеры исходят свет и воздух, дразнящие своей близостью. Это мой единственный шанс, и потому я тащу свое разбитое тело в том направлении, заглушая голос в голове, твердящий, что нельзя бросить остальных. Я хочу спасти их всех: детей, птиц, цветы, но сейчас не в силах им помочь, и, как бы мне ни было больно, принимаю эгоистическое решение спасаться сама. Если я выживу сегодня, вероятно, смогу спасти их завтра.
Если. Вероятно.
Сейчас ни то ни другое не выглядит реальностью, поскольку я ощущаю, что последствия пыток разрушают меня снаружи и внутри. Путь до входа в пещеру занимает вечность, делая каждый следующий шаг, я думаю, что вот сейчас явится Гай и обнаружит меня. А потом наконец понимаю, почему он оставил этот выход без присмотра.
Отверстие проделано высоко в отвесной стене скалы. Передо мной – смертельный обрыв, под которым океан.
Меня охватывает паника. Я чувствую прилив страха и мешком падаю на пол. Отчаяние вернулось. Оно смеется надо мной за то, что я могла возмечтать о свободе.
Но тут налетает порыв морского ветра, и соль обжигает лицо, как пощечина. Единственная альтернатива – уползти обратно в клетку и ждать смерти, а этого удовольствия я Гаю не подарю. Смотрю вниз, на бушующие воды под утесом, бьющиеся об острые скалы, и начинаю улыбаться. В моей голове созревает замысел. Замысел отчаяния, замысел, которому едва ли удастся воплотиться, но это хоть что-то. Уж лучше я погибну, пытаясь выжить, и лишу Гая его волшебства, чем буду дальше влачить свое бессмысленное существование.
Времени не остается. Я плетусь обратно в пещеру так быстро, как только могу, и подхожу к клеткам, в которых живут змеи. Я видела, как Гай забирает яд у всех, кроме одной, – рогатой черной змейки, спинка которой испещрена зигзагами шрамов, из которых Гай пускал ей кровь. По какой-то причине он избегал ее яда, и я могу лишь догадываться, что этот яд особенно беспощаден. Мама тоже рассказывала мне про смертоносную гадюку. Предполагаю, что это она и есть. Больше мне не выдержать, мое тело слишком разбито, так что, если я хочу сбежать, мне нужна помощь. Я вспоминаю, как Мама рассказывала древнюю легенду, согласно которой, если смертельная гадюка захочет, ее яд подействует как лекарство. Один укус этой змеи, и я либо смогу двигаться дальше, либо погибну на месте. В любом случае я буду свободна.
