Обратной стороной топора он со всей мочи бьет меня по руке. Я слышу треск кости, и меня пронзает горячая белая боль. Я бы упала на пол, если бы меня не держали.
– А теперь лечись.
Я почти не слышу его слов сквозь грохот агонии у меня в голове, но он сломал мне не только руку. Сломлен мой дух, и я слишком испугана, чтобы ослушаться его.
Я зажимаю раненую руку здоровой и усилием воли приказываю ей восстановиться. Но, как и тогда, когда я пыталась призвать волшебство, чтобы сбежать, мой зов не встречает ответа. Во мне лишь пустота, до бесконечности заполненная безысходностью.
Когда я начинаю всхлипывать, Гай бьет меня по щеке. Моя слабость воспринимается им как оскорбление. Он сделал это машинально, не думая о последствиях, но быстро понимает, что произошло. Мы соприкоснулись кожей, однако связи не возникло.
Он одаривает меня издевательской усмешкой.
– Интересно. Похоже, теперь я обладаю твоим волшебством. Ты больше не можешь заглядывать мне в голову.
Я смотрю на него сквозь слезы:
– А ты не можешь заглянуть в мою.
Его глаза от ненависти превращаются в бусинки.
– Неважно. – И он грубо хватает мою руку, улыбаясь, когда я взвиваюсь от боли. – А теперь давай посмотрим, смогу ли я использовать твое волшебство более эффективно.
Большую часть дня он бубнит заклинания, однако моя кость не заживает. В конце концов – какое облегчение – он сдается и велит бросить меня обратно в клетку в наказание за мою никчемность.
Из жалости – по его словам – Гай ждет, когда боль слегка уляжется, прежде чем продолжить. На сей раз он ломает мне голень, и я на некоторое время теряю сознание. У нас снова не получается вылечить мои раны. Я ничего другого и не жду, а вот Гай в бешенстве.
Никакие силы не позволяют ему овладеть искусством врачевания, и, несмотря на боль, это даже приносит мне некое подобие удовольствия.
– Ты мне завидуешь, – говорю я, упав головой на решетку моей клетки. Голос мой тих, безжизнен, но я знаю, что он меня слышит. – Ты потратил все эти годы на обретение власти, но мое волшебство тебе неподвластно. Даже когда ты пытаешься вытянуть его из меня.
– Думаешь, я тебе завидую? Посмотри на себя, жалкое, никчемное создание.
– От этого ты ненавидишь себя только сильнее. Каково это – завидовать тому, кого ты презираешь?
И я начинаю хохотать и плакать одновременно, потому что мы оба обречены на жизнь в кошмаре.
С тех пор его посещения становятся менее частыми. Без него проходят целые дни, пока как-то утром он не является снова, изучая бумаги и стараясь найти вожделенные ответы.
– Мои друзья меня ищут?
Я ненавижу себя за то, что спрашиваю, понимая, что выказываю тем самым свою слабость, но я больше не могу выносить неведение.
Гай поднимает глаза:
– Нет.
– Почему нет? – Все глупые мечты о спасении испаряются. – Даже Олвин?
– Они думают, что ты сбежала.
Я поднимаю голову как можно выше.
– С чего им так думать?
– С того, что в твоей спальне был найден мертвый Мордекай. Я просто убедил всех, что он потерял из-за тебя голову, явился к тебе, требуя большего, чем ты была готова дать, и что ты убила его из соображений самозащиты. Я им сказал, что ты сбежала из страха и чувства вины.
– Они никогда тебе не поверят.
Мои друзья не могут не услышать в подобной истории ложь.
– Почему нет? Ты же поверила. Ты доверяла мне полностью – точно так же, как и они. Хранители принадлежат мне.
Я удивленно таращусь на него.
– Что ты имеешь в виду?
При виде моего беспокойства его глаза вспыхивают весельем:
– Я сам создал их. Мне ведь приходилось присматривать за твоими предками.
Горе охватывает меня целиком.
– Ты создал Хранителей?
– Я знал, что тот мальчишка выжил после кровопролития на Западе. Мне надо было выследить его, чтобы закончить начатое. Правда, я узнал о его семье то, о чем не догадывался раньше. В венах королевского рода и правда течет волшебство – хотя и дремлющее. Сами Острова это поняли, но правители слишком редко им пользовались и не умели повелевать таящейся в них силой, поэтому им и были нужны волшебники. Вкусив их крови, я ощутил эту слабость. Я мог бы убить мальчишку, да, но что потом? Чтобы получить нужное мне могущество, следовало набраться терпения. Запастись временем. Я предвидел, что наступит день, когда родится ребенок, который сможет контролировать то, что пульсирует в его крови, редкий правитель, чье волшебство будет ярче самого солнца. Такого могущества я жаждал превыше всего и потому ждал.
– Так вот зачем тебе нужны были Хранители? Чтобы линия крови не прервалась.
– Я увидел эту возможность. Вдохнул в людей надежду. Позволил им бороться за будущее, в которое они могли верить. Разумеется, я управлял ими на расстоянии, но они служили моей цели – искать и защищать потомков, пока не родится тот, кто мне нужен.
– А другие линии тогда почему не уничтожить? Того же Рэйфа? В нем есть волшебство?
Гай фыркает.
– В этом придурке? Нет, волшебство есть лишь в крови основной ветви. Другие представители рода нужны мне были только затем, чтобы служить моим целям. Чтобы развязать мою войну. Очень легко подчинить людей своей воле, если пообещать им власть. Как быстро они начинают верить в то, что заслуживают ее, что они лучше остальных, что заполучить ее можно любой ценой!
Значит, надвигается война. Та, что окончательно уничтожит Двенадцать островов и поставит их в зависимое положение от Гая.
– Я думал, что жду твою мать, – продолжает Гай. – Ее волшебство лежало почти на поверхности, и я следил за его ростом, пока росла она. Я задумал разрушить ее мир, а потом явиться и спасти ее. И тут твой отец все испортил.
Я вспоминаю о том, что рассказала мне на Девятом бабушка: мои родители говорили, что за ними охотятся. Я тогда решила, что речь шла об Адлере.
– Они бежали от тебя?
Гай кивает:
– Но не успел я их схватить, как родилась ты. Как же содрогнулись Острова! Ты думаешь, Марианна, любой способен на то, что можешь ты? Думаешь, любой может призвать морских хищников? Ты живешь с большей властью, чем заслуживаешь. Когда ты впервые ступила на эту землю, я понял, что наконец явилось истинное дитя островов. И я послал Гадюку найти твоих родителей. Снова мне пригодились мои связи на Востоке.
– Так Адлер убил их… для тебя?
– Весьма умело, полагаю. Он должен был доставить тебя ко мне, но, правду говорят, Змее доверять нельзя. Во всяком случае, я знал, где ты, живая и здоровая.
Будто весь мир уходит из-под ног и не за что схватиться.
