Schatz?[4] – спросила Лизхен. Дома они старались говорить на родном языке, приучая к этому и детей.
– Das kann ich dir genau nicht sagen. Weiß ich selber nicht[5], – пожимая плечами, ответил муж.
– Sei vorsichtig. Gott mit dir[6], – заботливо произнесла жена.
– Mach keine Sorge, Lischen. Geh schon in Bett und schlaf gut, mein Schatz[7], – негромко ответил доктор и улыбнулся жене.
Наутро, чуть забрезжило солнце, Франц Каспарович стоял у небольшой пристани, на берегу Балтийского моря. Невдалеке на волнах покачивался баркас. У него суетились трое гражданских лиц, судя по всему, экипаж. Рядом стоял человек в форме и отдавал распоряжения. Отрывки фраз доносились до слуха доктора.
Заметив Вунша, охранник оставил экипаж баркаса и подошел к нему.
– Доброе утро, Франц Каспарович. – Это был тот самый клерк, что доставил конверт.
– А… Это вы, голубчик, – с долей равнодушия протянул эскулап.
– Приказано сопровождать. Мало ли чего, – мужчина поглубже натянул на уши меховую шапку и учтиво приложил руку к голове. На его лице играла глупая улыбка.
– Да какое там «мало ли чего»! – отмахнулся доктор, выдохнув пар в морозный воздух и потерев по привычке нос – с русскими морозами лучше не шутить, не любят они иноземцев особо. – Обычная рутина.
– Прошу, Франц Каспарович, – указывая рукой на баркас, сказал полицейский. – Транспорт готов.
– Я вас умоляю, голубчик, – с долей иронии произнес Вунш. – Вы это называете транспортом?! Хорошо, я заведомо оделся потеплее. Хочется вернуться домой здоровым. Мне, знаете ли, не с руки болеть. Семья-с.
Несмотря на свои пятьдесят с хвостиком, доктор ловко перешагнул через борт баркаса, отказавшись от помощи одного из матросов, и уселся на неширокую деревянную банку[8].
Весь путь до форта шли молча. На море стоял полный штиль. Восходящее солнце отражалось в серовато-голубом зеркале воды. Матросы без устали гребли веслами. Охранник, надеявшийся на разговор, заскучав, задремал. Доктор, зарывшись носом в теплый широкий шарф, связанный любимой Лизхен, тоже дремал, представляя себя в веселой таверне на Сенной с большой кружкой пенного и холодцом с хреном.
– Суши весла! – зычный голос старшего матроса эхом оттолкнулся от скал небольшой бухты. Баркас, качнувшись, причалил к песчаному берегу. Доктор открыл глаза. Осмотрелся. От берега шла узкая тропа, заканчивающаяся у массивных дубовых ворот, отделанных железом. Сам форт, выстроенный из природного камня, казался огромной, неприступной крепостью.
– Как вам, господин доктор? – поинтересовался клерк. – Чувствуете мощь русской империи?! Не зря форт в честь императора назвали! Первая защита внутреннего рейда Кронштадта от наступательных действий неприятельского флота и контроль Южного фарватера. Да кто в здравом уме к такому красавцу сунется! Грозен и неприступен!
– Впечатляет, – отозвался эскулап и добавил: – Но мы же здесь не для того, чтобы любоваться архитектурой сего здания?!
Клерк смешался. Виновато шмыгнул сопливым носом.
– Ведите, любезный, – строгим голосом произнес Франц Каспарович. – Там кому-то нужна моя помощь.
Оставив матросов у баркаса, они проследовали к воротам. Полицейский постучал металлическим кольцом, приделанным к одной из створ. Ворота почти сразу отворили. Доктор, слегка качнув головой, переглянулся с клерком: «На удивление быстро».
По всей видимости, их ждали.
– Вам туда, – без приветствия указал привратник жестом. И, окликнув одного из стоявших невдалеке охранников, бросил: – Степка, проводи дохтура в лазарет! А вы, сударь, – обратился он к прибывшему с Вуншом клерку, – ожидай здесь. Порядок, сами понимаете.
Степка повел доктора по тюремному коридору, переходя от двери к двери. Сколько приходилось шагать по таким вот коридорам Францу Каспаровичу, но этот, казалось, не имел ни конца ни края. Наконец, охранник остановился перед металлической дверью с решетчатым окошком. Лязгнули ключи в замочной скважине, и дверь с характерным металлическим звуком, похожим на стон, отворилась.
Доктор вошел в небольшую камеру. На удивление здесь было светлее, чем обычно в подобных лазаретах, которые ему приходилось видеть. На наружной стене находилось три окошка, через которые пробивался дневной свет.
– Здравствуйте! Меня зовут Франц Каспарович. Я – доктор, – скороговоркой выпалил эскулап.
– Здравствуйте! – ответил Иван, чуть привставая, облокотившись на локоть. – Граф Суздалев.
– Ну-с, голубчик, – потирая озябшие руки, произнес доктор Вунш, подходя к нарам, на которых лежал заключенный. – Показывайте.
Доктора вовсе не смутило то, что перед ним граф. Его вообще никогда не волновало, кто именно перед ним. Будь то высокий военный чин или же извозчик.
– Что показывать?! – нерешительно спросил Суздалев.
– Показывайте все! – полушутя произнес доктор Вунш. – Каждая деталь в этом вопросе имеет значение.
– Какая деталь?! В каком вопросе?! – Суздалев недоуменно переводил взгляд то на стоявшего у дверей охранника, то на доктора.
– В вопросе постановки правильного диагноза и, соответственно, лечения оного, – Вунш был невозмутим. Врачи – это вообще особая каста людей. Это не просто профессия. Это состояние души, особый склад ума, понять который человеку, не знакомому с медициной, порой довольно тяжело.
– Так что мне прикажете делать?! – Суздалев терял терпение. В груди ныло при каждом движении. А еще этот кашель. Бедро на правой ноге опухло. Через грязную полоску ткани, которой была завязана рана, сочилась кровь.
– Раздевайтесь, голубчик. Мне нужно вас осмотреть, – распорядился Вунш. Но глядя на усилия, которые прилагал граф, чтобы поднять руку, обратился к охраннику: – Помоги-ка ему! Как тебя? А! Степан!
Степка нехотя подошел к Суздалеву и помог ему снять мундир. Франц Каспарович приблизился к заключенному. Покачал головой, глядя на большое синюшное пятно на грудной клетке слева. Слегка коснулся пальцами области ребер, надавил. Суздалев скривился от боли.
– Вдохните-ка полной грудью, – произнес он, прикладывая ухо к груди Суздалева.
Граф, делая усилие, попытался сделать вдох, но у него вышло лишь вдохнуть наполовину. Тупая боль разлилась в груди, и он закашлялся.
– Ну-с, любезный. Здесь вердикт будет таков, – подняв указательный палец правой руки, произнес доктор. – Перелом ребер, радуйтесь, что легкие не задеты. Но вот кашлять вам совершенно противопоказано. Иначе сломанное ребро может войти в легкое, как в масло, и тогда уже никто не поможет. Покой и еще раз покой.
Франц Каспарович внимательно посмотрел на тряпку, висевшую на ноге у графа. Его лицо стало серьезным.
– Так, присядьте, граф Суздалев, – протянув руку и помогая графу сесть, сказал доктор.
Он аккуратно размотал повязку. Рана, полученная, судя по всему, острым колющим предметом, была примерно сантиметров десять длиной, в глубь могла легко поместиться половина мизинца. Края раны были грязными, с засохшими сгустками крови. Из раны сочилась темноватого цвета кровь. Осмотрев рану, эскулап покачал головой:
– Что ж вы, батенька, так неаккуратно?! Не сегодня-завтра начнется заражение!
– Так получилось, – хрипло ответил Иван.
– Теплую воду и побыстрее, пожалуйста, – крикнул доктор охраннику.
