Николай Зайцев, Вадим Ревин
Пластуны. Золото империи. Золото форта
Золото империи
С присягой вере и царю,
Присуду и родной державе
Вы службу верную свою
Несете под орлом двуглавым.
Пусть ваши семьи далеко,
Родные хаты и станицы,
Но чувство долга высоко
Под небом северной столицы.
Пролог
Солнечный диск, цепляясь теплыми лучами за редкие облака-барашки, медленно скатывался с небосвода.
Закат в эту пору в предгорной местности был по-особенному красив. Сочная темно-оранжевая краска разливалась по водам реки Марты и, казалось, разносилась течением по многочисленным ерикам и затонам. Вся живность, чуя приближение вечера, замирала в плавнях и зарослях чакана. Лишь изредка слышалась перекличка лысух и чирков, да чапура, охотясь на чабака, издавала свой типичный грубый хриплый крик, похожий на низкое короткое карканье.
Небесное светило, не торопясь, покидало свой небесный трон, бросая последние, но все еще яркие и теплые лучи на окрестности, словно проверяя, все ли в порядке там, на земле. Горные склоны, стоящие стеной по ту сторону Марты, отбрасывали тени на близлежащие леса и перелески. На дальних постах в недвижимый летний воздух потянулись струйки дыма. Казаки, несшие дозорную службу, готовили ужин: кулеш или шурпу – то, что быстро и сытно.
Со степи, нарядной в это время года, одетой в лазорево-сиренево-серебристые тона, доносилось громкое ржание пасущихся коней. Терпкий запах вольных просторов, замешанный на чабреце, полыни и конском кизяке, легким суховеем доносился до станичных угодий.
Станица Мартанская, расположенная на левом притоке реки Кубани, отдыхала после летнего рабочего дня. Девки да бабы с семенушниками в руках собирались небольшими группами, чтобы всласть полузгать семечки да обсудить все станичные новости. Казаки кто шел на станичный Майдан, побалакать за жизнь, послушать станичных стариков, кто, наладив снасти, отправлялся на реку Марту, порыбалить на вечерней зорьке. Малые казачата гуртовались, чтобы погонять «чижа». Мирная жизнь чувствовалась во всем. И в спокойствии, в котором пребывала станица, и в тихом течении реки Марты, обрамленной зоной широколиственных предгорных лесов, несущей не торопясь свои воды к матушке Кубани. Именно эта река и определила название для станицы. Название реки произошло от древнеадыгейского слова «амард» или «амарт» – «крутой склон (склоновая)».
Основана станица была в одна тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году. До этого здесь был черченеевский (одно из племен адыгов) аул Псегуб. Во времена Кавказской войны большинство черченеевцев сопротивлялись русским войскам. А в ноябре одна тысяча восемьсот пятьдесят первого года генерал Григорий Рашпиль, заручившись поддержкой горцев – хамышеевцев (еще одно племя адыгов), провел экспедицию по принятию присяги на верность Российской империи черченеевцами.
Все черченеевцы, населявшие эти места, присягу приняли, один только аул Псегуб отказался. В наказание за свою непокорность весь поселок был сожжен русскими войсками. Через два года после основания в станице Мартанской была построена и освящена церковь во имя Михаила Архангела. В которой, спустя время и на радость самих станичников, настоятелем был определен отец Иосиф.
Билые – Марфа с Миколой да маленьким сынишкой Димитрием – не торопясь прогуливались по станичной улице. «Здорово живете», «Здоровэнькы булы» – то и дело слышались приветствия станичников. «Слава Богу, и вам того же», – отвечали Марфа с Миколой. Даже малой Димитрий, семенивший за батькой, останавливался, наклонял в ответ на приветствия свою голову и звонким детским голосом говорил: «Слява Богу!», делая акцент на характерное «г».
Незаметно семейство Билых вышло к берегу реки Марты. Хотелось уединения. Побыть друг с другом. Совместное житье с родителями да и строгие станичные правила не позволяли открыто показывать свои чувства. Солнце клонилось на закат, оставляя на воде золотисто-оранжевые блики.
Марфа, шедшая до этого чуть поодаль от Миколы, как того требовали традиции, обняла мужа руками и прижалась к его спине. Маленький Димитрий резво подбежал к берегу реки и, поднимая лежащие на песке ветки, стал бросать их в воду.
Казак, ощутив близость супруги, слегка отклонил голову назад. Марфа, прижимаясь к спине мужа еще сильнее, поцеловала его в плечо. Микола улыбнулся и закрыл на мгновение глаза. Затем, высвободившись из объятий жены, привлек ее к себе и страстно впился своими губами в ее губы. Казачка вся зарделась, сердце бешено застучало, из груди вырвался тихий стон.
– Коханый мой! – чувственно произнесла супруга, глядя на мужа томным взглядом. Казак тихо рассмеялся, лихо тихонько гикнул, дурачась, подхватил ее на руки и пошел к берегу, где играл с веточками сынишка – строя не то шалашик, не то крепостицу. Зайдя по щиколотку в реку, Билый опустил жену в воду. Черевички сразу намокли. Марфа засмеялась в легком волнении и, зачерпнув пригоршню воды, брызнула на Миколу. Тот ответил тем же, и через минуту оба, мокрые и радостные, вновь стояли обнявшись. Димитрий, не понимая своим детским разумом, что делают родители, но видя их настроение, подбежал, громко смеясь. Руки его сжимали тонкий надломанный стебелек камыша. На верхушке еще остался белесый пух соцветия.
Билый взял сына на руки, перехватился удобно и обнял жену, привлекая к себе. Так, в молчанье, они долго смотрели: на горы, лес, дальний пост, где нес дозорную службу односум Иван Колбаса, на реку Марту, качающую в своих водах оранжево-золотистые лучи солнца.
Марфа счастливо вздохнула, проникаясь моментом, прижимаясь к плечу Миколы, тихим, вкрадчивым голосом произнесла:
– Божечки ж мий! Яка красота! Блещить, як то золотые монеты сыплет! – В минуты волнения она переходила на родную каждому станичнику балачку.
Казак крепче прижал супругу к себе, коснулся губами ее темно-каштановых волос, пахнущих летом и степью, и глубокомысленно ответил:
– Не все то золото, что блестит.
В дуновении теплого ветерка, донесшего полынно-чаберный дух со степных просторов, послышалось конское ржание. Микола повернул голову в сторону степного шляха, ведущего до соседней станицы, где располагалось атаманское правление, а там и до самого Катеринодара. Верстах в двух над степью клубилось пыльное облачко, медленно продвигающееся в сторону станицы Мартанской. «Всадник, – мелькнуло в голове у Билого – Идет наметом, значит, срочные вести везет».
Облако пыли приближалось. Действительно, по шляху, ведущему от Атаманского войскового правления в сторону станицы, мчался всадник. Копыта коня так быстро мелькали, что казалось – животное скользит над землей, не касаясь ее. Человек размахивал правой рукой и что-то кричал. Но подъесаул Билый не мог разобрать в сливающемся с топотом копыт крике вестового, какое именно известие
