class="p1">— Да, я понимаю, о чем ты.
Что угодно, лишь бы он замолчал.
Мы останавливаемся перед его домом. Он выскальзывает из гольф-кара, медленно и вязко, как слайм, который любит делать Оливер.
Шейн делает пятьдесят процентов усилий при ходьбе, а потом бросает эту попытку и ложится.
Чтобы было понятно, Шейн мне не нравится. Никогда не нравился, и это чувство не покидало меня всю эту неделю. Самое верное предположение: он никогда мне не понравится.
Это нормально. Люди не могут нравиться друг другу все время.
Но если я предпочту провести время со стеной из шлакоблоков, а не с этим парнем, это не значит, что я оставлю его лежать на гравии перед арендованным им домом. Хотя должен признать, что его нынешнее положение ему идет.
Просунув руки ему под мышки, я приподнимаю его.
— Давай, недоумок.
Не могу устоять перед возможностью обозвать его раз или два, пока есть такая возможность. Я бы и трезвому ему сказал это, но так мне не придется иметь дело с его надутым видом.
Я затаскиваю его внутрь, но только на диван в гостиной. Я не настолько любезен, чтобы уложить его в постель с теплым молоком и сказкой на ночь. Не тогда, когда он плохо отзывался о Пейсли.
Он сидит на диване, оглядывая комнату с полуопущенными веками.
Его голова откинулась на спинку дивана, взгляд устремлен в потолок.
— Чертовски пугающе, как кто-то может измениться, правда? Как будто… как будто… ты должна мне, ты должна оставаться такой же, — он проводит пальцем под носом, принюхиваясь. — Заманить и подменить, только наоборот.
Предсвадебный мандраж, должно быть, ухватился за этого парня и впился в него своими клыками. Однако я не хочу быть его психотерапевтом. Я не могу дождаться, когда уберусь отсюда. Пейсли ждет меня, и если сегодняшний вечер закончится так же, как и прошлый, то у меня появится возможность показать ей, как быстро я стал одержим тем, что провожу руками по ее спине и скольжу языком по ее татуировке. Это мое новое любимое занятие, и я уничтожу любого, кто встанет у меня на пути.
— Да, странно, как люди меняются, когда ты думаешь, что знаешь их. Жаль, что так вышло с Сиенной, но…
Шейн смотрит на меня искоса мрачным взглядом.
— Пейсли. Не Сиенна.
Так, теперь он привлек мое внимание.
— А что насчет Пейсли?
Он вскидывает руки вверх и опускает их обратно на колени.
— Она другая. Теперь она веселая. Она за…бавная. Когда я был с ней, она не была ни тем, ни другим. Она была рядом, но ничего яркого. Фоновая личность. Мне нужно было больше, — он вздыхает. — И теперь она нечто большее.
Я мог бы оспорить каждое его утверждение. Я мог бы привести примеры, противоречащие ему. Но, в конце концов, он очень пьян, и мне совершенно безразлично, что он думает.
— Согласимся не соглашаться, — дружелюбно предлагаю я.
— Ты должен помнить, — настаивает Шейн. Он поднимает указующий перст и пронзает воздух между нами. — Ты тоже знал ее тогда. Не очень хорошо, вероятно.
Было бы очень приятно услышать удар моей руки по голове этого тупицы, но это ни к чему не приведет. Перо могущественнее меча, так что из этого следует, что словесное нападение более долговечно, чем физическое. Я сажусь на кофейный столик напротив Шейна. Он выглядит как дерьмо.
— Как бывший, ты имеешь право помнить Пейсли такой, какой ты ее считал, — не то чтобы она была такой, какой ее считал этот идиот, но я отвлекаюсь. — А право Пейсли — быть той, кем она хочет быть в реальности. Ты должен помнить ее такой, какой ты ее воспринимал. Она может быть кем угодно на пути к тому, чтобы стать тем, кем она хочет. Логично?
Глаза Шейна закрываются.
— Ясно, как грязь.
Я оставляю его на диване, возможно, в отключке. Я поступил по-человечески. Я проследил за тем, чтобы он зашел в дом, но, возможно, он получил бы столь необходимую частичку унижения, если бы проснулся утром с вмятиной от гравия на щеке.
Дело вот в чем: я не был тем счастливчиком, который встречался с Пейсли три года, и у меня такое чувство, что я знал ее гораздо лучше, чем он. Пейсли никогда не была просто рядом. Шейн был, да и сейчас остается, слишком поверхностным и самовлюбленным, чтобы это заметить. Пейсли не была персонажем второго плана. Она была всей этой чертовой историей. Сложный сюжет, переплетенный с побочными сюжетами. Захватывающий главный герой. Внутренний конфликт, смешанный с изменчивыми целями.
Шейн никогда не был мужчиной настолько, чтобы прочитать ее историю.
Но я? Я ушел в нее с головой. Забудьте о медленном погружении, я уже потерялся на ее страницах. Меня зацепила первая страница, первое предложение.
Есть ли у меня любимая книга?
Конечно, есть. История о Пейсли Ройс.
И будь я проклят, если она не закончится счастливым концом.
Пейсли ждет меня. Скрестив ноги в центре кровати, она одета в мою серую футболку из джерси. Ее лицо без макияжа, который она нанесла на репетиционный ужин, посвежевшее от ночного увлажняющего крема.
Мои руки жаждут прикоснуться к ней, откинуть ее на подушки и поцеловать впадинку горла. Выражение ее лица говорит мне о том, что нужно сделать паузу в своих желаниях.
— Что случилось? — спрашиваю я, снимая обувь и ставя ее рядом с дверью.
Пейсли фыркает.
— Если ты хочешь снова попробовать кайтбординг, то завтра будет хороший день. Оказывается, я свободна.
Я сажусь на кровать, согнув одну ногу и опустив другую на пол.
— Что-то случилось с Сиенной после моего отъезда?
— Можно и так сказать, — Пейсли издает резкий вздох недоверия. — Она выгнала меня со своей свадьбы.
Я откидываю голову назад.
— Она… Что?
Пейсли, сложив руки на коленях, начинает тереть большим пальцем одной руки верхнюю часть другой.
— Почти такая же реакция была и у меня.
Я тянусь к ее рукам и легонько сжимаю, чтобы дать ей понять, что я рядом. Она с самого начала не хотела участвовать в этой свадьбе, но набралась смелости и приехала сюда, только чтобы быть выгнанной?
— Что случилось? — осторожно спрашиваю я.
— Сиенна думает, что у меня все еще есть чувства к Шейну, — закатывает она глаза. Я тоже закатываю глаза, но внутренне.
— Скажу честно, мне показалось, что мы чертовски хорошо продали наши отношения на этой неделе.
— Сиенна видела твой аккаунт. Она знает, что наши отношения фальшивые, — глаза Пейсли встречаются с моими, она смущена таким признанием. — Или были, во всяком случае. Неважно. Я
