class="p1">Зоя, сумев дотянуться до столика, на котором стояла ваза с цветами, схватила ее и плеснула воду в лицо маньяку, а потом бросила в него тяжелой вазой.
А в этот момент уже слышался треск сорванной с петель двери – подмога наконец-то пришла…
Никакого скандала в итоге не было. Того, что убийцей-маньяком был могущественный политтехнолог Мороз, утаить было нельзя, но, как вдруг выяснилось, никто из политиков его лично не знал и никогда не имел с ним дела.
В логове маньяка, в ее бывшем волшебном доме, в подвале, превращенном в храм безумия и жестокости, нашли массу изобличающих Мороза улик. Но до суда дело не дошло – политтехнолог скончался буквально несколько дней спустя после своего задержания от закупорки сердечной аорты.
По крайней мере, по официальной версии. Согласно упорным слухам, его убрали те, кто боялся, что он, причастный к разного рода политическим тайнам, теперь, оказавшись под следствием, их разболтает или попытается использовать для торга.
Зою, которая никакой предрасположенности убийцы к сердечным заболеваниям за время общения с ним не унюхала, это не интересовало ни в малейшей степени – она из обиталища убийцы, своего бывшего волшебного дома, поехала обратно в свой новый дом, где ее ждали ни о чем на тот момент не подозревавшие муж и сын: в свой единственный дом.
Год седьмой после страшных испытаний показался сплошной полосой везения. Сынок рос, на радость родителям, отношения с Андроном, раньше неровные, наладились, они открыли первые филиалы Центра в ближнем зарубежье и со временем планировали начать работать и в дальнем. Зоя, которая наезжала в новые филиалы аккордно, работала практически круглые сутки – и получала от этого удовольствие. Она наконец-то воспринимала свой дар не как обузу, а как то, чем он и был на самом деле: как магический подарок.
Разработка цифрового носа тоже показывала первые результаты, и их уже тестировали в заграничных филиалах, хотя и без особого успеха.
Но даже то, на что была способна современная техника в сочетании с компьютерными программами, более чем впечатляло.
…Как-то в один из крайне редких свободных вечеров, гуляя с мужем и сыном по причалу, у которого – Андрон сдержал слово – была пришвартована небольшая, но их собственная яхта, Зоя наблюдала за смеющимся Антошей и подбрасывающим его в вечерний теплый воздух Андроном и думала, что она счастлива.
Да, счастлива с мужем и сыном, двумя людьми, которых любит больше всего. И если она раньше задавалась вопросами, терзалась предчувствиями и опасалась последствий, то теперь, то ли после рождения сына, то ли после стабилизации отношений с мужем, то ли после завершения эпопеи с литературными убийствами, то ли после всего этого вместе взятого, она уже ничего не боялась.
Ровным счетом ничего.
– Мамуся! – сынок поспешил к ней и обнял ее за ногу. – Мамуся, идем с нами играть!
Улыбнувшись ему, Зоя потрепала его по курчавым светлым волосам, а подошедший к ней Андрон, взяв мальчика на руки, поцеловал Зою.
– Знаешь, я ведь многим тебе обязан…
Зоя смутилась и прервала его:
– Ну, давай не будем об этом…
Муж продолжил:
– Точнее, не многим, а решительно всем, мой прелестный носик! И Центром, и вот этим домом, и нашим цифровым носом, который станет одним из самых важных научных прорывов последнего столетия. И вот этим непослушным мальчиком, Антоном Андроновичем, который кусает меня за ухо.
Он снова подбросил визжащего от счастья сына вверх, а Зоя вздохнула полной грудью. Да, она была счастлива, полностью и безо всяких компромиссов…
Она уловила крайне слабый запах прелых ландышей и, посмотрев на мощный катер, на котором куролесила соседская «золотая» молодежь, поняла: нет, не полностью. Она бы была счастлива, если бы избавилась от дара, который, и это парадокс, и принес ей и Андрона, и Центр, и цифровой нос. Ну, и выходит сына тоже.
Запах прелых ландышей усилился. Ну да, так и есть, кто-то из этих молодчиков уже помечен смертью.
Она должна была предупредить, сказать, попытаться изменить…
Нет, ничего она не должна.
– Что-то случилось? – спросил муж, уловив ее смену настроения, а Зоя, взяв его под руку, сказала:
– Давай пройдемся по берегу. Знаете, мои дорогие мужчины, ведь я вас очень люблю.
Год восьмой был продолжением года седьмого. Зоя находилась в постоянных разъездах, ужасно скучая по мужу и сыну, – хорошо, что она могла из любой точки мира позвонить им по видеосвязи.
Ну, или почти из любой.
Антоша рос, муж работал, количество клиентов Центра и его филиалов росло, работа над электронным носом продвигалась.
Так что же нужно было еще?
…Ту неделю она должна была полностью провести в ближнем зарубежье, аккордно посещая тамошние филиалы, – ведь без нее и ее дара они работать не могли. Андрон подключался по видеосвязи и, как обычно, тотчас околдовывал страждущих своим шармом и задавливал своей харизмой. Они верили, что он ставит им диагноз заочно, не подозревая, что скромная ассистентка мэтра, которая присутствовала во время этого сеанса общения, уже совершенно точно унюхала их недуг и переправила своему супругу по мобильному нужную информацию.
Ну да, конечно, не без обмана, но ведь людей-то спасали реально.
Однако то ли из-за сквозняков, то ли из-за выпитой по глупости ледяной воды Зоя, проснувшись посреди ночи в номере роскошного отеля, вдруг поняла: горло жутко дерет.
Простуда за ночь не прошла, а, наоборот, усилилась, и, что ужаснее всего, у нее полностью заложило нос. То есть первейший инструмент ее труда, без которого дар и даром-то не был.
Отлежавшись два дня в гостинице и немного оклемавшись, Зоя вдруг поняла, что ужасно скучает по дому, мужу и по сыну.
Глупо, конечно, в таком расклеенном состоянии мчаться к ним, но совсем бессмысленно было оставаться тут, в чужой стране, в незнакомом месте – тем более что и в филиале Центра от нее с заложенным носом толку никакого не было: она не различала вообще никаких запахов.
Поэтому, объявив, что на этот раз приемы придется отменить, Зоя воспользовалась тем, что настали долгожданные выходные, а значит, муж считал, что она останется в отеле и будет отлеживаться, дабы на следующей неделе возобновить прием страждущих. На самом деле она отправилась в аэропорт и ближайшим рейсом вылетела в Москву.
Во время полета она пожалела, что приняла это опрометчивое решение – с ее насморком лететь было, конечно, опасно. Они были на высоте десяти тысяч метров, когда Зоя ощутила страшную головную боль, как будто кто-то медленно вводил ей через правую ноздрю раскаленную спицу прямо в мозг.
Вот что значит лететь
