Там где-то у начальства появилась демократическая мысль, и секретарь доставила ее в виде данной рекомендации для исполнения.
Изящная дама первой отреагировала на это предложение:
— Нам, как мне думается, надо установить причинно-следственные связи всех составляющих, приведших к этой не простой ситуации.
— Вот, вот, совершенно точная постановка. Причинно-следственные связи этих трех субъектов, — с облегчением произнес Председатель. — Продолжайте, продолжайте, — он назвал даму по имени и отчеству как-то тепло и дружелюбно, и некоторым членам показалось, что дама и Председатель уже давно находятся в причинно-следственных связях.
— А я, собственно говоря, уже закончила, — она тоже назвала Председателя как-то мягко, по-домашнему, чем укрепила подозрение остальных членов о ее связях.
Наступила щемящая пауза, когда всем все понятно, но по регламенту надо бы еще что-то сказать. Близсидящий к Председателю пожилой член высказался несколько неожиданно, чем удивил всех:
— Надо вынести в отдельный вопрос разбор этой справки об условной гибели. Проверить, кто и на каком основании дал такое заключение?
Несколько успокоенный, а потому и осмелевший молодой человек, выпрямив голову, поддержал пожилого члена:
— Да, конечно, конечно, — и снова, встретившись взглядом с изящной дамой, затих. В ее глазах он прочел те же укоризненные мысли:
— Вы, молодые, глупы до безобразия и к тому же неисправимы. Откуда вы взялись такой?
Председатель как-то задумался, на его лице появилась еле заметная растерянность. Опытные члены комитета заметили, что он не знает что делать. Было явно видно, что заниматься этой справкой ему крайне не хотелось. Секретарша не спеша поднесла ему новую записку, прочитав которую Председатель успокоившись заявил:
— Не мы эту справку выдавали и не нам о ней судить. На то есть соответствующие специальные органы.
Пожилой член сразу с ним согласился:
— А действительно, коллеги, эта справка не наша и нам она вообще ни к чему. Давайте рассуждать логически. Первый брак прервался на целый год.
— Больше года, — уточнила изящная дама.
— Совершенно верно. Больше года, — продолжил пожилой член. — Мы это должны учесть. Если брак прерывается на такой срок, то что из этого следует, коллеги?
Все задумались о следствиях после прерывания брака, но никаких идей по этому поводу в голову никому не приходило. Председатель подустал от этих сложных рассуждений, но сконцентрировавшись, как бы размышляя, произнес:
— После года вне брака никаких последствий, кроме дикого соскучивания, не возникает. Какие будут предложения?
Комитет зашел в тупик. Предложений не было. Молчание нарушила изящная дама:
— Предлагаю запросить дополнительные материалы. Запросы надо направить по месту работы и академикам. А сейчас вопрос можно отложить.
«КОМВАЖДЕЛ» проголосовал единогласно.
* * *
Он лежал на функциональной кровати. Океан тихо дышал широкой волной. Простор на всю ширину горизонта завораживал и вызывал какое-то философское спокойствие. Лу с сыном на руках сидела рядом. Она впервые видела это огромное пространство теплой воды, белый искрящийся песок, пальмы и синее, синее высокое небо. Элеонора хлопотала где-то внутри дома. Они только вчера добрались до этого небольшого острова среди архипелага живописных островов вдали от материка. Всего семь с небольшим часов полета, и темная слякотная зима сменилась теплым ласковым летом. Он ждал Венеру Петровну. Ему обещали, что она скоро прилетит сюда.
— А что теперь? — подумал он. — Что я должен делать? Возвратиться в прошлое? Разве это возможно? Прошлое… Какое оно теперь у меня? То, что было до «ЗП», или то, что было в деревне? Где мое место в этом прошлом? А настоящее? Есть ли оно у меня, прикованного к этой кровати?
Он смотрел на огромное пространство и, кроме тревоги за сына и Лу, не было у него никаких чувств. Себя уже было не жалко. Жалеть себя он долго не мог. Частые боли в спине не давали сосредоточиться. И только после инъекций у него имелось часа два для спокойных размышлений. В эти промежутки он разговаривал с Лу, пытаясь поддержать, успокоить ее и сдружить с Элеонорой, которая как заботливая сестра-хозяйка ухаживала за всеми. Он видел, как Лу замкнулась и никак не могла прийти в себя от этого нового для нее мира. Он заметил, что даже к мальчику она стала более равнодушной. Радовало его только то, что он получил, наконец-то, успокоение, к которому стремился последнее время. Он все чаще напевал про себя ту случайную песню, которую вспомнил посреди большой реки:
… Где тревожная эпоха
Подзабылась насовсем.
Где покой и радость всем…
* * *
Она сидела уже третий час в зале ожидания. Ее рейс задерживался по метеоусловиям. Но и без объявлений было видно через громадные окна, как густые хлопья снега заваливают взлетное поле и весь аэропорт. Снегоочистительные машины уже несколько часов безуспешно пытались очистить бетонное пространство. Она еще раз достала из дорожной сумки кожаный мешочек с его памятной медалью. Слова на неизвестном ей языке, которые ей перевел Сан Саныч, напомнили еще раз годы, проведенные с Аполлоном Ивановичем. Она вспомнила, как первый раз назвала его «Апо» и он ответил ей нежным «Веня». Как первый Новый год они встречали как муж и жена. Так же шел густой снег. Тихо в безветрии снежные хлопья медленно опускались на землю. Все вокруг стало белым и загадочным. Они с институтскими друзьями в их маленькой комнатке, стоя, пили шампанское из бумажных стаканчиков. Танцевали на одном месте, тесно прижавшись друг к другу, целовались украдкой в полумраке от тускло горящей елочной гирлянды. Потом всей гурьбой выбегали в мягкую, пушистую от снега ночь. Прыгали в сугробы, смеялись от восторга молодости и как казалось от будущей долгой, счастливой жизни. Она вспомнила слова старика из клиники: «Бегите от иллюзий».
— Бегите от иллюзий, — она шепотом повторила эту фразу. — А куда от них бежать? — подумала она. — Впереди непонятное будущее, а прошлое… Там все иллюзии как раз и остались. Куда она бежит сейчас? В прошлое, к Аполлону Ивановичу. Ей сказали, что он очень болен.
— И что же? Я буду ухаживать за ним, — так она думала, но какая-то неясная мысль тревожила ее — она оставила Венсу на попечение Сан Саныча.
— Надо было взять ее с собой, — но что-то ее остановило, и Венса осталась дома.
Голос диктора уже в который раз монотонно объявил о задержке ее рейса, она прошептала:
— Играл на флейте гармонист.
— Да, да, вы, душенька, извините меня, совершенно правы, — проворчала дама средних лет в широкополой соломенной шляпе.
— Вот напросилась на назойливою беседу, — подумала она. Оглядела ближайшее пространство — свободных мест не было.
— Придется терпеть случайную собеседницу. Что это меня дернуло
