к лестнице.
– Морриган? Нужно поговорить.
Ледяной тон Доминика не оставил пространства для иллюзий о приятной светской беседе.
Когда гостиная опустела, лорд – и без пяти минут король Пропасти – сказал:
– Я хочу, чтобы мои адгеренты мне доверяли. Чтобы шпионили для меня, а не за мной.
Значит, проникновение в его комнату незамеченным не осталось.
– Наверное, я должен бы разозлиться. Но ты дочь своей матери.
– Невероятно логичное утверждение, – поддакнула Морриган.
По губам Доминика скользнула неохотная улыбка.
– Бадб не остановится ни перед чем, чтобы достигнуть желаемого. Не успокоится, пока оно не окажется в ее руках. Чем больше я наблюдаю за тобой, тем чаще ловлю себя на мысли, что характером ты пошла в мать.
– Будь у меня чуть больше данных, могла бы подтвердить это со стопроцентной уверенностью. Но, к счастью или сожалению, отца я не знаю. Поэтому уверенности – процентов на девяносто.
Доминик не стал садиться в кресло напротив дивана, на который, по его приглашению, опустилась Морриган. Стоял, чуть расставив ноги и сцепив руки за спиной. Вполне королевская поза.
«Репетирует», – с одобрительной усмешкой подумала она.
– Мне одно непонятно… Зачем так тщательно скрывать то, что вы друид? Или были друидом.
– Почувствовала, да? – усмехнулся Доминик.
– Скорей, увидела через осколок истины, – призналась Морриган. – Я не чувствую в вас рассветную силу, даже слабые ее токи…
– А тьму? – взгляд лорда стал цепким, как у собаки-ищейки. – Ты чувствуешь во мне тьму?
Любопытный выбор слов. Тьму, а не полуночную силу.
– Что-то я определенно чувствую.
Он кивнул, глядя куда-то поверх головы Морриган.
– Ты слышала о темных друидах?
Абсурдное, на первый взгляд, явление, но в мире Туата Де Даннан и для них нашлось место. Темными друидами их назвали другие колдуны, а бывшие братья, ярые последователи Дану, нарекли еретиками и предателями. А еще вероотступниками. Они заслужили это тем, что обратились к ритуальному убийству, жертвоприношению, задабривая Балора, чтобы служить королю демонов, как новому богу, либо же просто для того, чтобы получить новую силу – силу хаоса.
Именно благодаря темным друидам, что впервые предали Дану, отреклись от рассветной магии и обратились к иным, темным, чарам, полуночных колдунов стали называть отступниками.
– Такие, как я, что отринули дар Дану и посвятили жизнь магии хаоса… мы были слишком молоды, порывисты и наивны. Знаю, это не оправдание. Но, веришь или нет, мне нравилось быть друидом. Я лишь хотел большей силы в своих руках, более ощутимой возможности менять мир.
– И что произошло? – голос Морриган звучал бесстрастно, не выдавая ее истинных чувств.
Она училась у лучших.
– Меня изгнали из племени друидов за ересь. Но хуже всего то, что я потерял благословение Дану. Она прокляла меня и забрала мой дар.
Теперь ясно, отчего Доминик так настойчиво скрывал свою колдовскую природу. Ту, что самовольно изменил.
Друиды – священный клан и, пожалуй, наиболее почитаемый в Ирландии. Отчасти из-за древности (считалось, что первый человек, получивший дар Дану, и стал друидом), отчасти из-за близости с единой богиней. Не каждый туата или, тем более, потомок Туата Де Даннан мог похвастаться тем, что способен слышать голос Дану, разговаривать с ней, богиней. Точнее, никто не мог, кроме друидов и могущественных лесных ведьм вроде Ведающих Матерей.
А Доминик был тем, кто не только лишился уникальной способности, но и тем, кто навеки потерял благословение Дану.
Друиды, подобные ему, в глазах других колдунов (включая отступников) были словно прокляты. Многих Дану могла бы простить и рано или поздно забрать в божественные чертоги. Но не друидов, которые однажды отвернулись от своей создательницы, отвергнув и ее рассветный дар.
Морриган молча смотрела на Доминика. Неужели она посадила на трон убийцу?
– И что ты думаешь обо мне?
Ему действительно важно ее мнение? С чего бы? Особой теплоты между ними до сих пор не наблюдалось, исключительно деловые отношения. Или сейчас Доминик смотрел на Морриган, как на дочь любовницы? Но Бадб никогда не спрашивала мнения дочерей – оно ее попросту не интересовало. Хотя нет, иногда она воспринимала иную точку зрения, как повод с блеском доказать собственную правоту.
Приходилось признать – Доминик О'Флаэрти продолжал оставаться для Морриган загадкой. Она не понимала его мотивов, не знала даже, что им движет, почему он решил бороться за трон. Жажда безраздельной власти? Обычное тщеславие? Или желание вершить человеческие судьбы? Но и здесь была развилка: ради того же тщеславия или из бескорыстного желания сделать мир, точнее, маленький его осколок, именуемый Пропастью, чуть лучше?
Доминик все еще ждал ответ, а короли, говорят, ждать не любят.
– Я не знаю, что именно вы совершили, предавая Дану…
Морриган сделала паузу, предоставляя Доминику возможность рассказать. Он им не воспользовался.
– …но я понимаю, что заставило вас поступить так. И догадываюсь, почему вы спрашиваете именно меня. Перед вами девушка, которая то бежит от полуночной магии, то снова жадно обращается к ней. Поэтому осуждать чужое непостоянство было бы лицемерием. А лицемерие я точно не одобряю. Всякий раз, призывая полуночную магию лишь потому, что она сильней и дает мне больше шансов для победы, я тоже предаю Дану. И я уже смирилась с тем, что мне предстоит иметь дело с последствиями. Нет, я… я хочу это изменить, хочу спасти свою душу и после смерти подняться в чертоги Дану, а не вечно бродить в мире теней или жить в том его уголке, который для меня обустроила мать… но пока не представляю, как.
Морриган прерывисто вздохнула. Ответ на простой вопрос вылился в неуместное откровение. Однако Доминик казался заинтригованным.
– Значит, мы все – твоя мать, ты и я сам – находимся в вечном поиске силы.
Морриган с усилием кивнула. Он прав. Каждый из них был охоч до нее.
От этих мыслей внезапно защемило сердце. Вернулось ощущение, что между ней и Клио зияет огромная непреодолимая пропасть. Морриган жаждала находиться в когорте жадно ищущих новых источников силы. И вместе с этим – оставаться рядом с младшей сестрой.
Клио обладала чистой душой, полной света, которую даже темная магия, возродившая ее, не могла потушить. Это часть жизни Морриган, где были задушевные разговоры и искренний смех, любовь и желание умереть друг за друга.
А Бадб… Кроме кровных уз и желания обрести величие, с Бадб ее ничего не роднило. Ах да, еще сходство характеров, которое от Доминика не укрылось. Но там, где должен быть смех, тепло и сердечные беседы, – холод, пустота и отчужденность. И некий долг между дочерью и матерью, словно задокументированный, отпечатанный на мемокарде,
