— Почему же… Там можно два километра пробежать. Ведь не финиш главное, а участие… Ну и…
Ну и? Снова вместе? Ведь ты не об этом подумал.
— Может ты до сентября вспомнишь, что не успела сделать в Слано за десять дней… Да какие десять? Девять… Да и девяти не было. Ты два дня продулась на меня…
Он замолчал. Точно сдулся его внутренний воздушный шарик. А мой никто так и не надул, а у меня самой перекрыло дыхание, даже для простого ответа… Да?
— Можешь не отвечать сейчас. Предложение остается в силе. На пару недель точно. Потом надо будет покупать билеты. И отель снять на пару ночей. Думаю, вырваться на три-четыре дня будет для нас не проблемой. Пятый курс, чему там учиться уже…
Учиться считать удары сердца, не держа палец на пульсе. Нить разговора я уже упустила…
— У меня еще работа… — сказала я голосом полной дуры.
— Поговорим об этом в самолете, договорились? Такой классный вечер… Не хочу тратить его на всякую херню… У нас отпуск, — и через секунду добавил: — Пролетел…
Я молчала. Я не знала, что сказать. И я не понимала, о чем говорит он. Лучше бы целовал. Но он не поцеловал, а убрал с талии руки и снова сжал пальцы.
О, черт… Он так называл меня в детстве. Я забыла… А он вспомнил! С чего вдруг? Тихоня? Нет, я никогда не называла так Тихонова даже за глаза. А он называл меня комаром в лицо. Наверное, я много пищала. Да, блин… Это у Таськи был писклявый голос, не у меня! У меня он грудной. А сейчас вообще нет никакого…
— У меня есть имя, — вдруг он дал о себе знать хрипом.
Ему что, он побежит. И меня на буксире потащил. Мне бы только не оступиться в сандалиях и не запутаться в длинном подоле платья! Шляпу я не брала. Терять нечего. А голову? Ее я давно потеряла…
Глава 59 "Головокружение"
— Даш, это уже не смешно, — но Кузьма смеялся.
У меня не было нормальной первой ночи из-за моей дури, а последней не будет из-за дури моего организма, который не просто так крутил мне живот и мучал головной болью. Не из-за вина…
— Это как раз-таки смешно! — в открытую смеялась я. — Но с учетом того, что мы пока еще не выстирали постельное белье…
Лицо Кузьмы сделалось таким серьезным, что я не смогла закончить фразу. А вообще чего сотрясать лишний раз воздух, он ведь понял, о чем я хотела сказать…
— Не сочти за наглость, но я все же спрошу: тебе там внутри разве не больно?
Сейчас мне вообще не было больно. Поэтому я так и удивилась, увидев на туалетной бумаге кровь.
— Нет, — отрубила я путь к отступлению.
Отступлению Кузьмы, я никуда бежать и не собиралась. Я не отдаю природе свое последнее право на Тихонова! Который не двигался с места и даже руки ко мне не протянул.
— Чего ты боишься? Можно даже не предохраняться сейчас…
Мой голос чуток ослаб, а его все так и не проявился.
— Кузь, у меня все равно ничего нет… И аптека закрыта.
— Все так серьезно? — у него наконец прорезался голос. — Я утром сгоняю к открытию супера, если ты мне скажешь, что купить.
Мое лицо тоже превратилось в трагическую маску греческого театра.
— А мне откуда знать, что у них есть. Любые прокладки… Если ты знаешь…
— Я знаю, — обрубил он возможный монолог.
Нет, для меня он был невозможным. Даже после всего пережитого вместе, мне было как-то неловко обсуждать с ним средства гигиены.
— По старинке никак? Там есть чистые полотенца для рук. Их много. Просто выкинешь утром, — и, заметив мое колебание, почти выкрикнул: — Даша, никто не заметит отсутствия пары полотенец, если ты про это?
— Я не про это…
Я думала про то. То самое, которое он мягко обошел стороной. Тогда я, стиснув ноги, присела на соседний стул.
— Даш, — он скинул с себя мои руки. — Я знаю, что девочкам в это время плохо. Не надо секса, я серьезно… Ну не последний же раз, блин!
Он повысил голос. Чтобы я точно расслышала, да?
— Не последний? — все равно переспросила я. — У нас завтра самолет, — добавила уже почти шепотом.
— И что? — он нервно дергал плечами, точно замёрз. А была жара. Кондиционер мы зачем-то выключили. — Ты разве не зайдешь ко мне на чашечку кофе? — он смотрел мне в глаза, и я приказала себе не моргать. — Я бы тебе показал свои медали за бег…
Он сделал паузу или я перестала просто слышать — он оглушил меня своим признанием. Разве признания не было? Для кого как… Он ведь раньше говорил, что мы больше не встретимся.
— Мне же надо будет вернуть тебе рюкзак, — выдала я все так же шепотом. — Так что зайду…
Мы смотрели друг другу в глаза долгую минуту, и я моргнула первой.
— Даже не рассматриваешь вариант с сентябрем?
Я молчала. Чего его рассматривать? Я бы поехала… Сомневаюсь, что что-то кардинально поменяется в моей личной жизни за это время.
— А я действительно буду тебе здесь нужна?
Ну когда же мой голос вернёт себе нормальную громкость?
— Даш, ты хочешь поехать или нет? — А ему бы громкость снизить… — Поехать со мной?
— Да, хочу! — выкрикнула я и ужаснулась силе своего голоса. — Я, кажется, ещё и простыла… — соврала я, краснея.
Кузьма не стал комментировать. Поднялся со стула и скомандовал.
— Иди в ванную. Разбирайся со своими делами, а я проверю, что с нашими полётами все нормально.
Но он занимался не полётами, а наливкой. Когда я вернулась ополотенченная, она уже ждала нас на подносике в красивых рюмочках.
— Есть тост? — спросил тот, кто ее туда налил.
Я по-привычке отрицательно мотнула головой.
— За сентябрьский отпуск!
Вопрос или не вопрос? Да, конечно, не вопрос. Я улыбалась. Кузьма тоже. Как просто все разрешилось. И плевать, что будет между отпусками и между нами. Нет, нужно будет что-то сделать, чтобы он не передумал брать меня. Именно меня!
Сердце билось так безумно, что заставляло мой ноготь стучать по стенке рюмки — дзынь, дзынь, дзынь, дзынь… Как звоночек. Да-да, тот самый, что выдергивает людей из спячки или из варения в собственном соку. Или это так дрожит лучик надежды, который забрезжил в конце туннеля под непонятным названием "Жизнь"? Жизнь вдвоём? Нет, но уже и не совсем порознь. Раз он назначил мне второе свидание…
— Даш, пей… Последние капли амброзии.
