Книга Право на выбор - Рина Михеева

Такая красавица. Жаль… Но теперь она по крайней мере не достанется его отцу. А то старый хрыч уже давно тянет к ней свои жадные лапы. И враждовать с ним не хочется — он опасен, кому и знать, как не Грону. И видеть Тамилу с ним — прям поперек горла. Но подозревать, что она сохнет по Ярону — еще хуже. Может, и мрак потому приказ не выполнил, что на самом деле Тамила его убивать не хотела? В общем, может, оно и к лучшему…

А теперь надо не упустить момент и избавиться наконец от Ярона. Пока он его не видит… Грон взвел арбалет, легкий щелчок, казалось бы, совсем не слышный, все же привлек внимание князя. Он поворачивается… Но он не успеет. Расстояние здесь совсем небольшое, болт уже летит, но что-то вытянутое, серое и мохнатое несется ему наперерез.

Грон не понял, кто или что это было, да его это и не интересовало, он лихорадочно готовился к новому выстрелу, хотя и мелькнула мысль, что надо активировать кристалл, надо бежать отсюда. Ярон, скорее всего, его уже узнал… Он вскидывает арбалет — запасной болт, еще одна попытка. Если и она не удастся, тогда — бежать. Ярон все равно не успеет приблизиться к нему на расстояние удара, даже удара силой — даже если зацепит, кристалл вынесет его отсюда.

Крик Ярона ударил по ушам и по натянутым не хуже тетивы нервам:

— Райяна.

"Почему он зовет Райяну? — успел удивиться Грон. — Откуда ей здесь взяться?" Он ощутил удар, от которого голова его дернулась назад, а прицел сбился. В первую долю мгновения он сожалел только об этом — прицел сбился… В следующую не мог понять, что стало с его зрением, потом пришла ослепляющая боль, и Грон вспомнил, как точно Ярон умеет метать ножи.

Кинжал князя вошел точно в глаз медведя, несколько секунд его тело покачивалось, словно не могло решить, стоять ли ему или упасть, а потом тяжело рухнуло на землю. И душу его приняла тьма, та тьма, что и раньше жила в ней.

* * *

Ярон не столько увидел и узнал Райяну, сколько почувствовал — это она. Так вот как это бывает, когда выбор сделан сердцем, сделан окончательно и бесповоротно, без отсрочек, оговорок, без условий и сомнений. Наверное, можно разлучиться с тем, кого выбрал, ради долга… Наверное, можно. Хотя умереть было бы легче. Но никогда нельзя забыть. Нельзя надеяться, что рана заживет.

Такая любовь пришла к нему впервые. Не потому, что Марийка была хуже. Сила чувства зависит не от достоинств любимого, а от глубины души любящего. Он сам был хуже тогда, он еще не знал настоящей цены любви, и самой любви — такой, доводящей до грани, уводящей за грань и возвращающей обратно — тоже не знал. Лишь единицам от рождения дано умение любить всем сердцем и понимать, каким сокровищем владеют. И лишь единицам дано этому научиться. Вот он и научился. На свою беду.

Так вот как это бывает, когда теряешь того, кого выбрало сердце. Оно должно остановиться после этой потери, но бьется… бьется, разрываясь от боли, заставляя жить, когда жизни в тебе не осталось, ничего не осталось, кроме отчаяния и оглушительной пустоты.

Еще несколько секунд мучительной надежды — и провал в пустоту. Надежды нет. Последний судорожный вдох, кровавые пузыри на губах — она снова в человеческом теле, оборотни всегда умирают в человеческом теле — и прощальный взгляд, в котором так много всего… и любви, и печали о несбывшемся, и радости от того, что он жив.

Да, у нее — лишь печаль, потому что она — спасла, и любимые синие глаза застывают в неподвижности смерти. А у него — лишь беспросветная тьма отчаяния, потому что он — не сумел.

Никого не сумел спасти. И зачем ему эта отвоеванная у смерти и предательства жизнь? Жизнь без любви и надежды. Ради долга? Да чтоб он провалился — этот долг. И он сам вместе с ним.

Ярон уткнулся головой в грудь Райяны, сжал ее в объятиях — осторожность уже ни к чему… — и вой вырвался из его горла, почти волчий, хоть и был он сейчас в человеческом теле. В мыслях осталось только одно — уйти бы следом, уйти за ней, быть вместе хотя бы там — за гранью. Если бы не прочно усвоенное с детства наставление шаманов: самоубийцы не могут соединиться с близкими, он не колебался бы.

— А дочь как? Не нужна уже? — раздался рядом печальный голос Муфры.

Ярон поднял голову, глядя на нее непонимающе. Он словно забыл человеческую речь, остался только внутренний горестный вой. Но слова постепенно дошли до сознания.

— А жива она? — спросил горько. — Или я всех похоронить должен?..

— Жива, — твердо ответила шаманка. — И родила только вчера. Дедом ты стал, князь. Наследники, которых родители твои хотели, ради которых столько боли причинено было, наследники — родились у нее. Двойня родилась.

— Наследники Света и Тени… — вспомнил Ярон слова Муфры.

Та кивнула.

— Помнишь. Это хорошо. Не совсем еще разум утратил. Ты нужен им. Они шли к тебе.

Ярон снова склонился к Райяне, теперь уже прощаясь. Жизнь удержала его. Крепки ее путы. Если он нужен дочери и внукам, значит, будет жить. Хоть и с половиной сердца. Слезы, прежде лишь обжигавшие глаза, но не проливавшиеся, наконец хлынули, закапали на побелевшее лицо. Дрожащие пальцы потянулись закрыть синие глаза, смотревшие в небо с равнодушием смерти.

— Постой, — остановила его Муфра.

Ярон поднял на нее взгляд, мимолетно удивился, что мрак, убивший Тамилу и почему-то отказавшийся убить его, все еще здесь — топчется чуть поодаль. Наверное, это и есть его кара — отказавшемуся от любви, найти ее снова и лишиться навсегда.

Круг судьбы, разомкнуть который не в человеческих силах.