Человек, Зверь, Бог.
1
Так далеко он еще никогда не забирался.
Лес изучающе разглядывал одинокую человеческую фигурку, подмигивая мириадами солнечных бликов, и путник иногда думал о тех трех жизнях, которые у него еще остались, и об их ничтожности перед зеленой шелестящей вечностью… Кроме того, Перевертыши вторые сутки шли по его следу. Это он знал наверняка.
Если глянуть на западные склоны горного массива Ра-Муаз с высоты орлиного полета… Впрочем, что может понадобиться крылатому хозяину перевалов в путанице стволов и лиан, начинавшейся сразу от пограничных форпостов Калорры и тянущейся вплоть до древних рудничных штолен, заброшенных и обвалившихся невесть когда?… Лети домой, гордая птица, гоняй круторогих архаров с уступа на уступ, купайся в слепящей голубизне – даже твоим всевидящим взором не пробить переплетения крон деревьев, не разглядеть скрытого в вязком, текучем шорохе…
Он устало посмотрел вслед орлу, мелькнувшему в просвете листвы, и поправил сползающий вьюк. Потом подумал и туже затянул перевязь, сдвигая рукоять меча за спиной ближе к правому плечу. Повертел головой, приноравливаясь к новому положению поклажи, поднял и опустил руки – да нет, вроде все в порядке, не давит, не звякает… – и двинулся дальше.
Трава у его ног зашевелилась, и из нее медленно всплыла плоская тупоносая голова на гибкой шее толщиной с мужскую голень. Голова качнулась из стороны в сторону, подрагивая раздвоенным язычком, и настороженно замерла, косясь на поросль молодого бамбука.
– Спокойно, Зу, – сказал человек, прекрасно понимая, что змея его практически не слышит, – не мельтеши… Время твоей охоты еще не пришло. Расслабься…
Его ладонь опустилась на шею удава, чуть пониже тусклого медного ошейника, пальцы еле заметно прошлись по чешуе – но змея и не думала успокаиваться. Трава расступилась, рождая толстые упругие кольца – коричневые с желтым, – и предупреждающее шипение вспороло пряный аромат летнего леса.
Человек превратился в изваяние и стал ждать.
Между узловатыми стволами возник пятнистый силуэт, еще мгновение – и маленькая лань выскочила на притихшую поляну. Животное вздернуло капризную головку, чутко поводя ноздрями, затем Зу свернулся в страшный узел, готовясь к броску…
Лань выгнулась всем телом и растворилась в кустах горного жасмина.
Человек тихо рассмеялся.
– Ночью, – бросил он недовольно шипящему удаву, – ночью будешь охотиться. Понял, Зу? А днем другие дела есть. Так что – пошли…
И снова улыбнулся. Уж больно нелепо прозвучало слово «пошли» по отношению к ловчему удаву Зу, гордости корпуса «гибких копий», семи с лишним шагов в длину – хороших, уверенных шагов, и до восьми совсем чуть-чуть не хватает…
Когда они пересекли поляну, человек обернулся на колышущийся кустарник, где исчезла испуганная лань, и на лице его мелькнула тень беспокойства.
– Нет, – сказал он сам себе, – вряд ли… И зверь неподходящий. Совсем глупый зверь. И хилый. Глухие места, нетронутые…
Он коснулся пояса, на котором висел крохотный инструмент величиной с ладонь, нечто вроде игрушечной арфы с непропорционально толстыми струнами, – и низкий вибрирующий звук поплыл над землей. Рябь травы, выдававшая движение змеиного тела, стала смещаться вправо. Зу безошибочно понял хозяина.
…Спустя несколько часов солнце изранило все тело о ветки деревьев и обрызгало кровью заката ледники вершин – но человек и змея уже успели выбраться к месту предполагаемой стоянки. Едва перед ними возник ручей, стальным клинком рубящий надвое овальную лощину, – удав немедленно скользнул вниз по глинистому склону и лениво поплыл по течению, а человек снял вьюк и спустился к воде, поглядывая по сторонам. Он напился, ополоснул руки и долго смотрел на свое отражение.
Спокойные серые глаза. И неправдоподобно длинные для мужчины ресницы.
Крупный нос с еле заметной горбинкой.
Резко очерченные скулы.
Белесый шрам, вздергивающий верхнюю губу.
Вполне обычное лицо. Если не заглядывать поглубже в серые стоячие омуты. А вот если рискнуть…
Из воды смотрело лицо салара Пятого уровня Сигурда Ярроу, лицо Скользящего в сумерках.
Охотника за Перевертышами.
С глухим проклятием он ударил ладонью по воде, расплескав отражение, и капли воды потекли по щекам, оставляя мокрые бороздки. Он плакал лживой водой затерянного ручья. Он знал, чье лицо разбилось под ударом.
Лицо труса. Человека, видевшего смерть друга и не сделавшего ничего. Ровным счетом – ничего.
То, что он и не мог ничего сделать, не играло никакой роли.
Впервые он пожалел о том, что у него оставалось еще три жизни.
* * *
…Лань нырнула в кустарник, и пятна ее шкуры перемешались с пятнами веток и листьев, с солнечными бликами… Через некоторое время из кустов вышел мальчик-подросток. На ту же поляну. Вышел и остановился.
Нет, не мальчик. Девушка. С узкими бедрами и твердой маленькой грудью. Она повернулась в ту сторону, куда направился Скользящий в сумерках, и – словно мороз тронул блестящую гладь ее глаз. Вот уже хрупкая ледяная корка сковала края озера, еще немного…
Пальцы рук девушки сжались в плотные кулачки, так напоминающие копытца лани. Она еще немножко постояла, переступая с ноги на ногу, потом прыгнула в заросли…
И лес принял ее в себя.
* * *
Ночь прошла на удивление спокойно. Пару раз Сигурд просыпался, вслушиваясь в темноту, – его будил короткий, хрипящий всхлип четвероногих неудачников – и на рассвете Зу приполз сытый, благодушный и немедленно свернулся в клубок, рассчитывая подремать в холодке.
Его хозяин обошелся половиной черствой лепешки с сыром, затем распаковал вьюк и достал точильный брусок.
Сигурд собирался править заточку Оружия.
С большой буквы.
Собственно, уже с Третьего уровня понятие «оружие» порядком расплывалось, а для салара верхних ступеней оружием было все. Пояс от туники. Подобранный камень. Ветка. Локоть. Палец.
