– Я был знаком с Сюзанной достаточно, чтобы стать отцом.
Он сказал это тоном, пресекавшим всякие дальнейшие расспросы по этому поводу. Потрясенная, я быстро-быстро дышала. Надо же… Именно в тот миг, когда я меньше всего надеялась на его вмешательство, он помог мне. Да еще как! Он разом обелил меня в глазах этой старой недоброжелательной дамы.
Я взглянула на Александра. Он спокойно продолжал есть, явно не ожидая никакой благодарности с моей стороны. Теплое чувство шевельнулось у меня в душе. Похоже, моих малышек удочерил не такой уж плохой человек, раз он так безоговорочно встал на их защиту. И я вдруг поняла, что не следует больше затрагивать эту тему. Он взял на себя благородную роль и действовал по принципу: раз удочерил, значит, будь отцом. Пожалуй, никогда я не услышу от него вопроса о происхождении этих девочек. Они отныне мадемуазели дю Шатлэ, и это исчерпывает любые вопросы.
– Чай, кофе или шоколад, мадам? – спросила служанка.
В замешательстве я ответила не сразу. А потом, неожиданно даже для себя, улыбнулась ей.
– Шоколад, пожалуйста. Мне так хочется сегодня сладкого.
Анна Элоиза с подозрением взглянула на меня, но до конца завтрака не сказала больше ни слова.
5
Я бродила по дому в тщетных поисках Жана. После завтрака он словно в воду канул: казалось, его видели все, кроме меня. А между тем как раз мне необходимо было сейчас быть с ним, разговаривать, делать все, чтобы он успокоился и не выкинул чего-нибудь непредсказуемого.
Я прошла через малую гостиную, заглянула в каминный зал. Жана там не было, зато была Анна Элоиза. Она сидела в кресле у камина, вытянув ноги к чугунной решетке, за которой горели сосновые поленья. Ее мне сейчас хотелось видеть меньше всего; я повернулась на цыпочках, желая бесшумно выйти, но голос старой герцогини остановил меня.
– Не пытайтесь сбежать, моя милая. Я как раз хотела с вами поговорить.
Даже не повернув головы, она как-то узнала, что это я. Я подошла ближе.
– Что вам угодно, мадам? О чем пойдет наш разговор?
– О вашем сыне Жане в первую очередь.
Я сделала нетерпеливый жест рукой.
– По-моему, вы уже все сказали за столом. Зачем повторяться?
Анна Элоиза окинула меня презрительно-холодным взглядом.
– Нет, я не все сказала, милочка! И не грубите мне. Видит Бог, я еще кое-что значу в этом доме.
Было похоже, наш разговор заходит в тупик. С чего она взяла, что я грублю и преуменьшаю ее значение в Белых Липах?
– Ваш сын Жан очень невоспитан, сударыня. Вы не можете этого отрицать, – произнесла она медленно.
Я качнула головой.
– Послушайте, мадам… К чему все это? Я не намерена…
– Он невоспитан, как и вы, да, голубушка, как и вы! Разве вас не научили в детстве, что надо молчать и слушать, когда говорят старшие?!
Я шумно вздохнула. Это просто абсурд какой-то. Эта дама читает мне нравоучения. Мне! Пожалуй, она от этого получает удовольствие. Но ведь обо мне-то этого не скажешь, и я…
– Ваш сын не только невоспитан, племянница, но, судя по всему, он еще крайне невежествен. И не только он один, Шарль и Аврора – тоже…
– Зачем вы мне все это говорите? – прервала я ее. – Революция не обошла меня стороной, как вас. Вы хоть знаете, что это такое – революция? Она отняла у меня все: отца, мужа, имущество, она бросила меня за решетку, приговорила к смерти… Мне нужно было думать о том, как выжить…
Я замолчала, осознав, что зря говорю все это. Выходит так, будто я оправдываюсь, а оправдываться мне не в чем, по крайней мере, перед ней.
В холодных глазах старухи мелькнул огонек любопытства.
– Но теперь-то у вас есть возможность подумать об их образовании. Или вы желаете, чтобы ваши дети и дальше росли неучами и невежами?
– Нет, – произнесла я почти растерянно.
– Жана и Шарля следует отдать в коллеж, девочку – в монастырь. И чем скорее, тем лучше, время и так уже упущено.
Она говорила решительно, тоном, не допускающим возражений. Меня выводила из себя ее манера вести разговор, ее подчеркнутое высокомерие, но, в сущности, сейчас старуха была права. Детям давно уже пора учиться. Я ведь и сама уже не раз думала об этом.
– Вы что же, не согласны со мной, племянница? – несколько раздраженно окликнула меня она.
– Как раз наоборот, мадам. Вы совершенно правы.
Анна Элоиза бросила на меня холодный взгляд исподлобья.
Я не питала ни малейших иллюзий по поводу ее внезапной заботы об образовании моих детей. Для нее это была единственная и прекрасная возможность хотя бы на время избавиться от их присутствия в доме.
– Хорошо, – сказала она скрипучим голосом. – В таком случае, вам следует подумать о Ренне. Тамошний коллеж довольно известен, что немаловажно, там до сих пор сохранился женский монастырь. Как я полагаю, вы ведь не захотите, чтобы Аврора воспитывалась в каком-нибудь революционном пансионе?
– А разве… разве нет чего-нибудь поближе?
– Ну, если вы пожелаете отдать детей в заведение какого-то полуграмотного священника, то я в этом деле вам не советчица.
И снова она была права. Я вздохнула.
– Я наведу справки о Ренне, мадам. Судя по всему, это как раз то, что нужно…
Я еще не успела произнести эти слова, как шорох раздался у меня за спиной. Я резко обернулась, успев заметить мелькнувшую в дверном проеме рубашку сына. Он подслушивал… Но почему же он убежал?
– Что это? – неторопливо спросила Анна Элоиза.
Ее вопрос застал меня уже в дверях. Я выбежала из зала, не дав старой даме никаких объяснений. Жан тревожил меня куда больше. Впервые я чувствовала, что теряю над ним контроль.
– Жан! – громко позвала я, надеясь все-таки, что он откликнется.
Гостиная была пуста, коридор тоже. Я отправилась его искать, понимая, впрочем, что не найду. При желании восьмилетнему ребенку здесь было где спрятаться, а Жанно явно избегал меня.
Я спустилась на первый этаж, наугад распахнула дверь библиотеки. Там был только Поль Алэн. Рассеянно кивнув ему, я хотела уйти.
– Как хорошо, что вы зашли, сударыня. Разрешите мне сказать несколько слов.
Я осталась, недоумевая, почему все сегодня вдруг захотели говорить со мной – и Анна Элоиза, и Поль Алэн. К тому же, желание последнего особенно удивило меня. Поль Алэн всегда держался со мной очень сухо, если, конечно, не принимать во внимание инцидент с Чандри. По возможности он старался вообще не общаться со мной. За все время, что я находилась в Белых Липах, мы едва обменялись несколькими словами.
