— Нам какое до них дело? Все в своих квартирах живут, как мыши в норах. Друг друга не знают. До смерти не познакомятся, — с сожалением вспомнила о бутылках, не взятых у Вениамина, и вдруг услышала визгливый голос соседки с балкона:
— Я ж тебя, козла, обыскалась по дому. Думала, в ванной иль в толчке захлебнулся и потонул. Ан, верно лопочут, что говно не тонет. И ты совсем живой! Но опять косой! Это где ж ты заколымил на целых две бутылки. И уже выжрал, не подавился!
У Ленки даже «под ложечкой» засосало.
— Это ж надо, мою водку выжрал, козел, обе бутылки! А как же я? — расстроилась баба.
А с соседнего балкона послышалось:
— Ну чего ты тут раскорячился? Отвали в свою комнату, слышь, придурок! Чего тут хрипишь как кабан! Пшел вон отсюда!
— Отвали! Сгинь! Чего пристала? Я здесь хочу спать. Не наезжай…
— Венька! Будь человеком, не доставай! Иди к себе в комнату, пока не наваляла оплеух.
— Отвали, мартышка!
— Что? Ты это про кого бренчишь, недоносок? Да я тебя прямо теперь в мусоропровод сброшу. Добрешешься, свиное рыло! — послышался звук пощечины.
— Уймись, пила, — заполз с балкона в зал сосед, следом за ним гулко захлопнулась дверь.
— Видишь, его дома за мужика не держат. В мусоропровод хотела определить баба, а ты с ним знакомиться вздумала. Я их вместе года три не видел. Оно и понятно, он домой только на коленках ползет. На ногах давно ходить разучился. И чего мучается с ним баба столько лет? Уж лучше одна жила бы, меньше мороки, — посочувствовал Федор соседке.
— Какой никакой, а мужик! Значит, в чем-то нужный. Иначе не держала б. Не все ж время бухой, когда-то просыхает.
— Да я, сколько в доме живу, никогда его трезвым не видел. Веньку в городе все помнят и знают. Особо после демонстрации в позапрошлом году. Его тогда взяли грузчиком на завод. Врачи ему «торпеду» вшили и сказали, что если он выпьет, сдохнет непременно. Ну, он держался. Боялся откинуться в муках. А тут день Победы, все мужики на парад вышли. Венька тоже. Ну, а пил сколько лет. Тут, как говорят, на ноги встал и сам себе не поверил. Решил вперед пролезть, чтоб все его уважали. И поспешил. Тут, как на грех у него брюки на коленки сползли. Видать с непривычки упали. С брюками и нижнее не удержалось. Он и не почувствовал на радостях. Шагает голожопый в первой шеренге, в руках чей-то портрет, сам, как из концлагеря сбежал. Покуда не дошли до трибун парадным маршем, никто ничего не заметил. Да и кому нужен тот отморозок! А когда к трибунам подошли, кто-то хихикнул и указал на Веньку. Тут уж ни смешок, целый хохот поднялся. Велели Веньку убрать из колонны. Ну, пока дошло, кого убрать и за что, его уже журналисты телевидения отсняли. Никто не врубился, потому что не ожидали такого от козла. Он и сам не понял, за что его выкидывают с демонстрации. Отняли портрет, показали, в чем шел. По морде получил классно, в другое время за такое на зону отправили б. Тут же повезло, времена поменялись. Дали крутого пинка, с тех пор его ни на какие мероприятия не берут и даже в грузчиках не удержался. Короче, у него опять полный облом случился. Ни в чем не повезло, нигде, столько рабочих мест поменял и отовсюду выгнали. О нем по городу сплошные анекдоты ходят. И если б ни жена, давно бы пропал. Веник один такой на весь город. Его даже в вытрезвитель перестали брать, знают, услуги оплатить ему нечем. Лешка Свиридов, работник милиции, сколько времени на него убил, пытался перевоспитать. Уж и по-плохому, и по-хорошему, никакого толку! Скорей на наручниках мозоли появятся, чем у Веньки мозги. Он когда сдохнет, из могилы за водкой будет линять с погоста. Никогда не впускай его в наш дом, — предупредил строго жену.
Та поняла, Федька конкретно ненавидит соседа, и продолжить с ним знакомство не позволит. Ленка поскучнела. Но про себя решила, что рисковать не стоит. Муж, застав Вениамина в свой квартире, может не только вломить соседу, а и выпереть навсегда саму. А потому, решила замять неприятный разговор и спросила:
— Федь, а откуда у тебя взялась такая фамилия — Бурьян? Откуда ты родом, почему никогда о себе не говоришь?
— Фамилия, откуда мы взялись, да кто знает нынче, кто, откуда и зачем выкатился. Я мало что знаю, но стыдиться мне нечего. Много лет мы жили в Белоруссии, а кто по национальности, никто не ведал. Да и важно ли оно! Отец рассказывал, что шла война. Немцы уже отступали, а уходя, зверствовали. Вот так спалили и нашу деревуху. В каждой хате углы и соломенные крыши подпалили. Кто выскакивал, того стреляли враз. Отцу на то время было года два или три. Не заметили немцы, как он выполз из огня и дыма. Его в бурьяне нашли, случайно, беженцы из других деревень. Отец есть хотел. Плакал. По голосу набрели на него. Родни не осталось, кто искал бы или приютил. Так вот и вырос у чужих. Но, всегда говорил притом, что дай Бог каждому иметь такую родню, какими были те чужие. Ни хлеба, ни тепла ему не жалели.
Относились, как к кровному, никогда не обижали и не попрекали ничем. Он до последнего дня с ними связь поддерживал. И меня просил их не забывать. А фамилия пусть смешная, но не обидная. Да, нашли в бурьяне, но жил в семье, среди людей, и любил их, всех и каждого, а значит, было за что.
— А где твой отец теперь? — спросила Ленка.
— Умер от рака. Мне пятнадцать было, когда его не стало. Мать почти следом ушла. Через год. Так-то вот и остался вместе со старшей сестрой и братом. Они дали закончить школу, проводили в армию. А потом у всех свои семьи появились, расскочились в разные стороны. Забыли родство, затеряли адреса. Видно, не стало тепла, потеряли его. Теперь уж не найти и не вернуть.
Ленка искренне пожалела Федьку:
— Родной мой, как же тяжело пришлось вам. Одни муки, на всем белом свете ни единой кровной души, какая теплом одарила бы, поняла бы и помогла в лихолетье! — обняла мужа.
Федька растрогался, прильнул к груди бабы головой, ему показалось, будто на всей земле нет человека роднее и ближе ее.
Утром, уходя на работу, предупредил Ленку, что вернется позднее обычного:
— Машину нужно глянуть, забарахлила кляча. Так ты не переживай, буду стараться побыстрее с нею справиться.
Только он выехал со двора, в дверь позвонил сосед. Мужик с порога извинился за то, что не выдержал и всю водку выпил:
— Я отдам тебе дня через три, — гундосил занудливо.
— Ты, не морочь башку. С чего отдашь, коли нигде не вкалываешь! — усмехнулась криво.
— Как это? Я пенсию получаю по инвалидности. На Припяти, что рядом с Чернобылем, полтора года сторожевал. А это тебе не жопу дома отсиживать!
Кроме меня никто столько не выдержал. Я ж там с самого начала сторожил людское добро от мародеров и всяких проходимцев берег. Дома и квартиры от жулья стерег. Конечно, не один там был и все ж больше меня никто не выдержал.
— Тогда сбегай в магазин. Возьми три пузыря, — дала деньги человеку, тот мигом заскочил в лифт.
Они устроились на кухне. Ленка готовила закуску, Вениамин, глядя, как хлопочет баба, в воспоминания ударился:
