— Ты сама это выжрала?
— А что? Чего вылупился? — не врубилась баба.
— Мать честная! Да тут на двоих мужиков с макушкой хватит ужраться.
— Слабаки!
— Что? Ты в своем уме? Что несешь?
— А ты чего хлябальник отворил. Да я у себя в деревне штоф самогону первача без продыху и передыху одолевала разом, — проговорилась Ленка.
— Ну, мне забулдыга не нужна! Я не хочу с алкашкой жить. Коль так, собирайся и возвращайся к матери. Там канай как хочешь!
— Чего наезжаешь? Что плохо? Пожрать приготовлено, всего полно. В доме прибрано. Я всегда наготове, хоть сейчас, — расстегнула халат, обнажилась целиком.
— Кому сдалась бухая? Иль я из мусоропровода выскочил, себя перестал уважать? Прикройся, дура! Я с такою в постель не лягу!
— Да будет кобениться! Не велик барин. Таких как ты по городу полно. Рубль штучка, десять рублей кучка. Я не пропаду! Подумаешь, беда случилась, выпила малость!
— Короче, слышь, собирайся! — велел коротко.
— Прямо теперь?
— Давай помогу для ускорения.
— Завтра отвези. Нынче заночую. Нынче я слаба! Одну ночь потерпишь. Я отдельно, на диване лягу…
Человек молча согласился.
А к рассвету, окончательно протрезвев, Ленка перелезла в постель к мужу. Как ласкала его, как целовала Федьку, тот от восторга все вчерашнее забыл и будто снова вернулся в шальную юность.
Он простил бабе все. И уходя на работу, снова смотрел на нее влюбленными глазами, даже не вспоминая, что решил вчера отвезти Ленку к матери. Человек снова любил, ночная кукушка перекуковала.
Оставшись одна, баба ликовала, радовалась, что ее не выкинули, оставили в женах и муж по-прежнему любит. Сам о том сказал, уходя.
— Ну, как у тебя? — позвонила вскоре Прасковья.
— Обошлось, пронесло, — созналась Ленка.
— Смотри, держись моя хорошая! Изо всех сил постарайся. Умоляю тебя!
— Як нему свой ключ нашла! — похвалилась Ленка.
— Какой?
— Обычный, бабий, в постели приласкала.
— Знай, это ненадолго. Завязывай с водкой. Тогда все нормально будет, — посоветовала девке и пообещала приехать на выходной.
Баба, завозившись со стиркой, все поглядывала на часы, чтобы успеть выскочить в магазин. Но, едва повесила белье на балконе, в дверь кто-то позвонил. Ленка открыла и увидела соседа Веньку. Тот, переминаясь с ноги на ногу, не знал с чего начать знакомство с соседкой. Его на это подтолкнули песни, какие пела Ленка с самого утра. Такие только в мужицких компаниях слышал, когда люди уже перегрелись. Вот и дошло до человека, что за баба пригрелась у него за стеной. Понял, с такою не соскучишься. И не раздумывая долго, выволок из кармана бутылку вина, посчитав неприличным идти к женщине с водкой.
— Вот, пришел похмелку приволок! Все ж соседи мы! — осклабился желтозубо.
— Ты, че? Где мозги посеял? Чего это с марганцовкой возник? Кто ее хлебать станет? — сморщилась брезгливо.
— А на водяру уже нету! — понурился сосед.
— Я дам. Но ты ж гляди, шевелись шустрей. Возьми пару пузырей и шурши ко мне подлечиться! — подморгнула Вениамину.
Тот еще не успел выйти из подъезда, во двор въехал Федька, поставил машину и тут же позвонил в двери. Ленка онемела, все думала, как теперь быть, и сообразила. Взяла веник, кружку воды, сказала мужу, что хочет убраться на площадке:
— Ты, покуда умойся, я живо, — чмокнула Федьку наспех. Тот прижал бабу к себе, дал знать, что горит от нетерпения. И в это время позвонил сосед. Федька сам пошел открыть. Увидев Вениамина, удивился:
— Тебе чего? Иль заблудился ненароком? Так подмогу найти свой дом! — рассвирепел, увидев в руках две бутылки водки.
— Я ж ничего плохого, только познакомиться хотел!
— А водка причем? — рявкнул Бурьян.
— Твоя баба базарила, что вино не признает, дала на водку, я вот, все сделал, как она велела, — хотел шагнуть через порог.
— Слышь, ты, жеваный катях, линяй отсюда пока не нашкондылял тебе за пазуху! Кыш, песья блевота! И не возникай сюда ни по какой погоде! Ни то голову с мудями разом вырву! Ишь, хахаль объявился, клоп сушеный! Брысь отсюдова!
— А это куда? — указал на бутылки.
— Вместе с ними сгинь, паскуда! Сыскал повод, недоносок! — хлопнул дверью, вошел в квартиру и подступил к жене:
— Ты это что тут затеяла, лярва неумытая? — щелкнул по морде бабе. Та была трезвой. В таком состоянии защищаться не умела.
— За что бьешь? — заплакала жалобно.
— Мало бухаешь, еще хахалей приваживаешь? Совсем совесть потеряла?!
— Какой хахаль? Да кого ты за человека принял? Он же огрызок от мужика! Окурок! Вот ты мужик! Мне, кроме тебя, никто не нужен!
— А почему этот возник?
— Вздумал познакомиться по-соседски.
— Сразу с водкой? Вино не признаешь. Еще деньги еМу дала, стерва! Вздумала бухать с этим чмо! Да как посмела звать его в мою квартиру?
— Он шагу сюда не сделал!
— Я вам помешал, забулдыги! Его во дворе даже собаки за мужика не держат! А ты в квартиру пустить хотела ту нечисть!
— Не знала, кто он есть. Думала, он с женой, да мы с тобой посидим немного вместе для знакомства. В деревне соседей не прогоняют, дружат, в гости зовут. Я думала и в городе так-то, — нашлась Ленка.
И Федька поверил:
— Глупышка! Город — не деревня. Тут никто соседу не верит. Потому что от него все беды. Кто первый напишет кляузу в милицию или в налоговую, конечно, сосед! Все пакости от него.
— А сам говоришь, что с мужиками во дворе дружишь. Они тоже соседи. Почему им веришь?
— Они совсем другие люди! Их за бутылку не купишь. Нет средь них алкашей. Они помогают, а не топят. Никого не закладывают и не позорят. А этот сосед, чтоб он через уши обосрался, убрал у старика инвалида горсть мусора с балкона и бутылку с него содрал. А у деда пенсия копеечная. Ему на лекарства не хватает. Этот ни на что не глянул, лишь бы наклеваться всякого дерьма. Как будто сам не будет старым. Кто ему тогда поможет? С ним никто не здоровается.
— Ну, я же не знала, — оправдывалась Ленка, жалея, что не успела забрать у мужика водку.
Весь этот вечер она пила чай вместе с мужем, смотрела передачи по телевидению. А перед самым сном погасили свет в зале, вышли на балкон подышать свежим воздухом. Федька даже стул принес, сел, посадил Ленку к себе на колени.
— Смотри, дом напротив почти заселили. Только в одном подъезде нет света. Остальное живет. Я и не заметил, как появились новые соседи. Хорошо, если они нормальные люди, — сказал Федор.
