Немеров с сожалением развел руками:
— Что поделаешь? Повышение.
Койт медленно выпустил воздух сквозь губы, стараясь взять себя в руки.
Зейл корректно намекнул русским, что разговор лучше продолжить в ином месте. Троица направилась в комнату адмирала.
— Вы не находите, — спросил Немеров по дороге, — что Чернавину, как новому первому заместителю главнокомандующего, следует послать поздравления?
— Лично я, — откликнулся Руденко, — никого поздравлять не собираюсь. Я подумываю о пляже на теплом море. Он ненадолго прислонился к стене, отдыхая. — А ты, мой дорогой мальчик, подумай о службе на гражданском корабле. И жене и дочкам лучше будет.
— Перемещение Чернавина — это очень серьезно, — заметил Койт.
Немеров открыл дверь.
— Надеюсь, Верно поможет нам вернуться на лодку.
Руденко с облегчением плюхнулся в кресло и, задрав брючину, принялся почесывать ногу около гипса. Немеров взял бутылку коньяка, подаренного Верно, и наполнил рюмки.
— За возвращение на Родину!
Койт от рюмки отмахнулся.
— Мы никуда не едем, — заявил он.
Руденко взял протянутую рюмку и сказал:
— Господин Койт, вам же ясно было сказано: миссия сворачивается.
— Не прикидывайтесь дурачком. Вы прекрасно знаете, что директивы моего руководства превалируют над распоряжениями вашего. Я от своего начальства никаких указаний не получал.
Руденко состроил озадаченное лицо.
— О каких директивах идет речь?
Койт ухмыльнулся:
— У нас не принято откровенничать с посторонними.
Немеров рассвирепел, услышав столь непочтительное высказывание в адрес Руденко.
— И сколько, вы полагаете, должен ждать мой корабль?
— Пока я не буду готов отплыть. — Койт гордо удалился.
Немеров посмотрел в темное окно.
— Что делать, товарищ адмирал?
Руденко пригубил рюмку.
— Во что бы ни был замешан Койт, не лезь туда. Держись в моем кильватере. Тебе терять больше, чем мне. — Адмирал с наслаждением вдохнул букет коньяка.
— О чем вы думаете? — поинтересовался Немеров. — У вас такой мрачный вид.
— Я знаю о новоиспеченном первом заме Чернавине. — Руденко потер глаза. — Бедный Панов.
— Бедная Россия.
Руденко поставил рюмку на стол и положил больную ногу на подставку.
— Удивительное место, — произнес Немеров, постукивая пальцами по оконному стеклу. — Каков замысел! А исполнение!..
Руденко кивнул:
— Не уверен, что сотрудники это сознают в полной мере. Возможно, слишком напуганы тем, что здесь происходит. А быть может, просто привыкли, и станция не производит на них должного впечатления.
В дверь постучали.
— Войдите, — пригласил адмирал.
— Как ваша лодыжка? — поинтересовалась Хэнли, глядя на Руденко. — Под гипсом не чешется?
— Еще как! Ноя выздоравливаю. Больше не болит. В настоящий момент остальное меня не волнует. — Он поднял костыль. — Скоро надеюсь перейти на трость. Вы пришли, дабы осведомиться о моем самочувствии?
— Вообще-то нет. Я пришла вас расспросить.
— О чем? — заинтересовался Руденко. — Прошу вас, присаживайтесь.
Хэнли опустилась в кресло. Немеров остался стоять у окна.
— У меня тревожные вести от коллег в Лос-Анджелесе, — сказала Хэнли. — Во-первых, Лидия Тараканова мертва. Во-вторых, поблизости от станции, подо льдом, находится ядерная установка российского производства, которой лет двадцать-тридцать. Как я понимаю, это довольно долго, установка могла проржаветь, но в данный момент она меня не особенно занимает. Гораздо больше меня беспокоит вопрос, как далеко распространился искомый микроб. Знаете ли вы что-нибудь о причине смерти доктора Таракановой? Вы видели лодку, на которой она уплыла? С экипажем все в порядке?
Немеров и Руденко переглянулись.
— Да, кое-что нам известно, — сказал Немеров. — Однако если мы поделимся с вами информацией, у нас могут быть неприятности.
— Нас обвинят в государственной измене, — предупредил адмирал.
Хэнли прыснула:
— В измене? Что за ерунда!
— Отнюдь. Хотя для вас заброшенная установка действительно ерунда. Ваша проблема — люди, погибшие от неизвестной болезни.
Хэнли мгновенно посерьезнела.
— Ну да. Так что с доктором Таракановой?
— Видите ли, доктор Тараканова была не только ученым. И не столько…
Руденко полуобернулся к Немерову:
— Как по-английски будет «нянька»?
— Бебиситтер? — предположил Немеров и развернулся к Хэнли. — Она приглядывала за «малышкой».
— Да, да, — закивал Руденко. — Как я узнал недавно, она прибыла сюда, чтобы охранять тайну и держать Москву в курсе дела.
— Тайну?
— Данная ядерная установка, как вы ее называете, — на самом деле ракета. Она должна была взорваться высоко над землей и распространить искусственное сияние на две тысячи миль вокруг. Создать «щит напряженности» — поток быстрых электронов.
— Зачем? — испуганно пролепетала Хэнли.
— Взрыв в атмосфере над Арктикой на целых сорок восемь секунд возмутил бы электромагнитное поле Земли и оглушил бы американские радары, — объяснил Немеров.
— Замаскировал бы нашу атаку, — добавил Руденко.
— Взрыв над Арктикой? Боже мой! — Хэнли сцепила руки над головой, не в силах усидеть спокойно.
— Но случилось непредвиденное, — усмехнулся адмирал. — Советский Союз распался, колесо истории повернулось. Закрылись военные заводы, открылись фондовые рынки. На смену вражде пришли сделки. Конфронтация потихоньку перетекла в бизнес.
— Вот дерьмо! — воскликнула Хэнли. — Все намного хуже, чем предполагают мои коллеги. Если в газеты просочится хотя бы одно слово из того, что вы мне сказали, «Трюдо» станет самой горячей политической точкой планеты. Разве ваше правительство не может вывезти ядерную установку?
— К сожалению, у России сейчас нет ни денег, ни средств для столь трудоемкого предприятия, — сказал Руденко. — Нети политической воли. Наше руководство уверено, что низкие температуры сохраняют ракету в первозданном виде. Они рассуждают о ядерном заряде, будто это картошка в холодильнике. Их скорее волнует реакция Америки на факт размещения платформы в Ледовитом океане, нежели сама платформа. Мы нашли отчет Лидии Таракановой; она докладывала своему начальству о некоей Баскомб. Полагаю, эта Баскомб раскрыла нашу маленькую тайну.
— Анни знала? Так вот почему она писала о праматери всех загрязняющих веществ.
