Хотя Марк корил сына за то, что тот совсем не пишет, ближе к концу ноября они получили еще одну открытку. В этот раз город не пришлось искать на карте: они узнали его, даже не прочитав текст на обороте. Открытка изображала Колизей, знаменитый памятник, который нельзя было спутать ни с чем. Эндрю писал, что попрощался с бабушкой и дедушкой, которые остались на Крите, чтобы завершить паломничество, а сам поехал в Италию.
— Будто мы не видим, — пробурчал Марк и снова удостоился гневного взгляда Дженни.
— Но он хотя бы написал и обещал присылать открытки из всех городов, где будет останавливаться, — колко ответила она.
* * *
Во Врисесе Сонни и Рэйчел столкнулись с непредвиденной проблемой: им предстояло найти человека, который владел бы английский и мог бы подсказать, куда ехать. Тогда они этого не знали, но не все жители острова горели желанием делиться сведениями. Недавние раны не затянулись, и к расспросам относились с подозрением, а порой и с неприкрытой враждебностью.
В конце концов через две недели бесплодных поисков один человек направил супругов к единственному в деревне таксисту, пообещав, что тот должен помочь.
— Если уж Сифис не знать, значит, вы тут точно ничего не найти, — сказал он.
Несмотря на серьезность их поисков, Сонни едва сдержал улыбку, услышав неграмотную речь собеседника. Но, поразмыслив, решил, что они с Рэйчел говорят по-гречески не лучше, чем их помощник по-английски.
Таксист вначале не захотел помогать им из-за недопонимания. Когда Сонни и Рэйчел подошли, он, взглянув на горделивую осанку Сонни, его яркие голубые глаза и седеющие светлые волосы, принял их с Рэйчел за немцев. Он, естественно, не согласился бы везти немцев в Герани или любое другое место в районе Ханьи. Это было бы святотатством, а Сифис стал бы все равно что соучастником преступления; мало того, его друзья и соседи по острову возненавидели бы его за предательство. Но когда Сонни спросил его о причине отказа, Сифис понял, что перед ним британец, и сразу же повел себя иначе.
Он извинился за свою ошибку и объяснил, что, хотя не имеет ничего против немцев, ни за что не повез бы иностранцев в район Герани, за исключением разве британцев.
— Им там грозила бы опасность; местные отнеслись бы к ним враждебно. Но вас, британцев, не тронут. Вы, как говорится, лошадь другой масти, — смеясь, добавил Сифис.
Тогда-то Сонни удивил таксиста и даже его шокировал:
— Значит, вы сражались в Сопротивлении? Очень смело.
Таксист подозрительно уставился на него.
— С чего вы так решили? — спросил он.
— Хорошо говорите по-английски, и выражение про лошадь — оно чисто британское. Вы ни у кого не могли ему научиться, кроме британского агента. Мне рассказывали, что в этом районе работала наша агентура. — Сонни не стал обижать таксиста, указывая на некоторые ошибки в его речи.
— А вы воевали?
— Воевал, но чуть подальше отсюда и не во Вторую мировую, а в предыдущую войну.
Пока они говорили, таксист погрузил чемоданы в багажник и открыл дверь для Рэйчел. Та коротко ему улыбнулась, поблагодарила и села на заднее сиденье. Захлопывая дверь, таксист заметил, что ее лицо снова стало печальным. Ее спутник предпочел сесть спереди, чем заслужил одобрение критянина.
Допотопный автомобильчик затарахтел по горной дороге. Несмотря на заверения водителя, пассажиры сомневались, что колымага доберется до места назначения. Но им во что бы то ни стало надо было попасть в Герани, ведь эта деревушка располагалась ближе всего к цели их поисков.
Они ехали через равнину к высившимся вдалеке горам, где находилась конечная точка их пути, а водитель тем временем спросил, как их занесло в такую даль.
— Мы ищем место, где погиб наш сын, — ответила Рэйчел. — Он умер в ходе отступления в Хора-Сфакион в сорок первом.
Таксист автоматически поправил ошибку в произношении названия маленького порта, откуда после битвы за Крит эвакуировали войска союзников, а затем спросил:
— Это все, что вам известно? Что он погиб близ Герани?
— Мы говорили с его однополчанами, и те сказали, что это произошло где-то в окрестностях деревушки. Возможно, он похоронен на местном кладбище, а может, так и остался лежать на поле боя. Мы знаем только одно: это было в горах рядом с Герани.
Водитель нахмурился.
— Поездка может оказаться сложнее, чем вы думаете. — Он перекрестился, выпустив руль и порядком напугав пассажиров. — Найти могилу вашего сына будет не так-то просто, в этих краях погибло очень много солдат. Но можете быть уверены, он не лежит где-то в горах, мы никогда не бросаем тела врагов или друзей после смерти, оставляя их хищникам, это просто недопустимо.
Глянув в зеркало заднего вида, он заметил, что женщина поморщилась, и торопливо добавил:
— Я точно знаю, что ни один солдат из армии наших храбрых союзников, отдавший жизнь за оборону Крита, не лежит в безымянной могиле. Если ваш сын умер здесь, его тело унесли с поля боя и похоронили на ближайшем кладбище вместе с местными. И я могу вам гарантировать, что на похоронах присутствовал священник, провел церемонию и благословил усопшего. Мы чтим традиция. Принеся жертву, в глазах местных ваш сын стал критянином, теперь в наших глазах он все равно что наш земляк. Это я вам точно говорю. Одно могу вам посоветовать, — добавил Сифис, понимая, как важно его пассажирам найти точное место гибели сына, и желая оказать им всяческую поддержку, — даже если он пал в бою далеко в горах, критяне обязательно прикрыли бы его останки камнями, чтобы защитить от беркутов, канюков и грифов, и поставили бы на этом месте иконокритос.
— Иконокритос? Что это? — спросил Сонни.
— Маленькое святилище — иногда из металла, иногда из камней; внутрь родственники и друзья усопшего помещают его личные вещи.
Старый автомобиль, кряхтя, взобрался по дороге, идущей вдоль отвесного склона, и завернул за поворот, где скала резко обрывалась и открывался вид на нижние уступы. Водитель указал на уступ слева. Там они увидели небольшое металлическое сооружение.
— Вот
