class="p1">— Да, у вас была очень стильная квартира, — задумчиво проговорила Рина. — Я даже сохранила фотографии в своём профессиональном архиве, могу Вам скинуть. Давайте адрес — скину.
— Пожалуйста, Рина, если не трудно, — обрадовался Богдан.
— А ты что думаешь? — обратилась Рина к Прасковье.
— Признаться, ничего, — ответила та. — Мне очень нравилась та квартира, и, если получится что-то в том же стиле — это будет прекрасно. Но в любом случае дом — это затея Богдана, вот с ним и согласовывай. За каждое дело должен быть один ответственный.
Рина рассмеялась:
— Знаете, это мой четвёртый проект в этой фирме. И никогда — никогда! — я не взаимодействовала с мужиком. Только с женщиной, с хозяйкой. Изредка с ними обоими. Это, кстати, хуже всего: они меж собой не могут сговориться, чего хотят.
— В нашем случае таких проблем не будет! — заверила её Прасковья. — Мне просто не до этого. А Богдан — заказчик требовательный, но не вредный.
— Богдан мог бы сам спроектировать. Интерьер уж точно, — польстила Рина.
— Мог бы, — просто согласился Богдан. — Но лучше это сделаете Вы. Закупка мебели, всех этих занавесок — это требует много времени и специфических знаний. А Вы, Рина, знаете примерно, что нам надо — это большое облегчение для всех. Очень просто, традиционно и ничего лишнего — такой вот стиль нам нравится.
В квартире Рина цепким дизайнерским взглядом осмотрела все помещения.
— Сделано грамотно, но без фантазии, — вынесла она своё заключение. — Изюминки нет. А что, теперь высших начальников селят в исторических зданиях? — спросила с затаённым ехидством.
— Нет, Рина, они сами селятся. Эту квартиру снял Богдан, когда вернулся в Москву, а я в неё пришла. Со спортивной сумкой, где ноутбук и кой-какое бельишко. Как когда-то в молодости. — Её самоё поразило не замеченное прежде буквальное сходство двух главных событий её жизни.
— Так эта квартира — съёмная? — изумилась Рина. А кто же владелец?
— Частное лицо, — ответил Богдан. — Вдова некоего деятеля строительного бизнеса.
— Прасковья, я испытываю культурный шок, когнитивный диссонанс или как это там ещё называется. — Рина глядела расширенными глазами.
— Почему же? — не поняла Прасковья.
— Что ж, выходит, ты даже квартиры не выслужила у режима? Ведь ты там у них крупная шишка, одна из первейших.
Прасковья рассмеялась.
— Знаешь, Рина, это похоже на сцену встречи Павки Корчагина с его первой любовью Тоней Тумановой. Если помнишь, Павка строил узкоколейку, а она стала женой буржуазного инженера. И Тоня спрашивает примерно то же самое, что ты: «Что же ты, ничего лучшего не выслужил у новой власти?».
— По правде сказать, — поморщилась Рина, — я твоего Павку не читала. Ни в школе, ни в вузе. Эти совковые коммуняцкие агитки мне всегда были противны до желудочных колик. Прочитала краткое содержание и дело с концом. У меня иной круг чтения.
— Помню, что иной. Но сцены получились очень схожие.
— Нет, это выше моего понимания! — продолжала изумляться Рина. — В моём представлении ты должна жить в… ну, скажем, квартире метров в двести-триста в элитном доме и иметь дачу в Серебряном Бору. И всё это тебе должен бесплатно выдать режим. Ведь ты же — его верная слуга, опора, несущая конструкция. Кто, как не ты?
— Рина, сейчас во власть рекрутируются люди, готовые служить не ради прибытка, — улыбнулась Прасковья. — Ты слышала о Союзе «Святая Русь»? Вот мы все служим народу и государству не ради прибыли, а…
— А ради чего? — перебила её Рина. — Ради чистой власти что ли? Чтоб иметь возможность невозбранно нагибать ближнего?
— По идее, — попыталась объяснить Прасковья, — мы служим ради того, чтобы сделать большое дело, ради страны, выражаясь пафосно. Ну уж точно не ради дачи. Дачу можно приобрести значительно проще. — Ей хотелось добавить, что у её бывшего мужа Гасана квартира в двести с лишним метров, притом именно в элитном доме, но не могла этого сказать в присутствии Богдана.
— Ну, это фигня! Извини меня за резкость, — убеждённо заявила Рина. — Так не бывает. Пропаганда и фигня, — повторила она ещё раз, словно стараясь утвердиться в своей правоте.
— Медам! — мягко вклинился в их разговор Богдан. — А вот что точно не фигня — это обед. Нам надо принять важное решение: мы идём в итальянский ресторанчик, что внизу во дворе, или заказываем сюда. По времени это одно и то же.
— По мне — сюда, — решительно заявила Рина.
— Тогда делаем заказ, — Богдан раскрыл на ноутбуке меню.
Рина, даром что худенькая, заказала кучу разных яств итальянского стиля, начиная с томатного супа. Особенно она почему-то заботилась о качестве чабатты с чесноком и пристрастно выбирала итальянское вино, являя в нём утончённую осведомлённость. Все вина, что предлагались в ресторане, её по той или иной причине не устраивали.
— Рина, да ты просто сомелье! — пошутила Прасковья.
— Сомелье-не сомелье, — удовлетворённо отозвалась Рина, — а кое-что понимаю. Жизнь слишком коротка, чтобы заливать в глотку всякую дрянь. Может, в ваших кругах принято изображать из себя пролетариев, как делали советские начальники-коммуняки, а сами жрали чёрную икру из распределителей. Впрочем, если Богдан захочет косить под пролетария, у него вряд ли что получится: элегантный вид и утончённые манеры его выдадут.
— Мне не надо, Рина, косить под пролетария, — улыбнулся Богдан. — Я им являюсь.
— Какой же Вы пролетарий, Богдан? — засмеялась Рина. — Пролетарий — это Шариков. А Вы — человек интеллигентный.
— Шариков — это кто? — озадаченно спросил Богдан.
— Булгаков. «Собачье сердце», — торопливо подсказала Прасковья.
— Ах да, вспомнил. Там собаку в человека превратили. Плохо помню.
— Богдан, только Ваше военно-техническое образование Вас извиняет, — усмехнулась Рина. — «Собачье сердце» может не знать только настоящий пролетарий.
— Ну вот! Значит мне можно. Я и есть настоящий, — засмеялся Богдан. — У меня нет капитала, я продаю свой труд, так что вполне подпадаю под марксистское определение пролетариата. У меня и собственности-то никакой нет. Надеюсь, вместе с Вами соорудим мне какую-никакую недвижимую собственность.
— А что это за марксистское определение пролетариата? — спросила Рина недоумённо. — По-моему, и марксизм, и пролетариат — всё это было двести лет назад и безнадёжно устарело.
— Да нет, и то и другое вполне актуально. Вот Вам определение пролетариата. — Он мгновенно нашёл в телефоне и прочитал:
«Пролетариатом называется тот общественный класс, который добывает средства к жизни исключительно путём продажи своего труда, а не живёт за счёт прибыли с какого-нибудь капитала, — класс, счастье и горе, жизнь и смерть, всё существование которого зависит от спроса на труд,… от колебаний ничем не сдерживаемой конкуренции». Так писал Маркс.
Вот это самое и есть я.
— Ну, знаете, Богдан, тогда получается, что и я пролетарий.
