том-то и вопрос. Меня интересует мой сын, ему уже тринадцать, со мной живет.
Она посмотрела на часы.
– С нами живет няня.
– Забавно.
Пауза. Затем:
– Я не думала, что ты из тех парней, что способны разбогатеть.
– Так вот о чем ты думала?
– По некоторым людям было видно, что они к этому стремятся.
Она сразу вспомнила Эвана. Прорейганского мальчика. Стал управляющим какого-то банка. Неважно, где и какого именно: он стал богатым. Не таким богатым, как Джордж, конечно. Так что ха-ха, Эван. Поработать бы тебе на мобильной кофейне и в бизнес-школу не ходить.
Немного помолчав, он сказал:
– Мы – я о мужчинах вообще – сразу распознавали тех, кто уже родился богатым, но никогда не думали, что женщина может стать богатой.
– Вот как? – Его слова ее взбесили. – Подумай над тем, что ты только что сказал. Хорошенько поразмышляй. Несколько дней. Или лет.
– Приму к сведению. Итак, отвечая на твой вопрос. Есть пара интересных аспектов – к примеру, мне интересны мексиканские производители кофе – и множество тех, которыми я совершенно не интересуюсь. Один из недавних неинтересных касается открытия кофейни в Копенгагене. И вообще, к чему там еще один магазин, там их и так уже два.
– Тройка устойчивее двойки.
– Господи, говоришь прямо как Берк. Он бы сказал то же самое. По правде говоря, мог бы сказать. Сегодня у меня от такого уши вянут. Фигурально выражаясь.
– Встречаешься с кем-нибудь?
– Да не то чтобы.
Она усмехнулась:
– Не то чтобы. Ну конечно. Не рассказывай мамочке! Мамочка-мама, я написал в кровать, но это все Фрэнки, я не виноват, мама, ну правда, мама!
Она прочла детский стишок взрослым голосом, не повысив тона. Взглянула на него, не то изумленного, не то раздраженного.
– Ладно, попробую еще раз, – сказала она наконец. – Ты сейчас с кем-то встречаешься?
– Есть кое-кто, вижусь с ней раз в неделю или раз в две недели… Скажем, раз в десять дней.
– С таким же успехом ты мог сказать «три раза в месяц».
– И ты бы могла. Бог знает, чем ты занимаешься, я с тобой лет десять не говорил.
– Семь с небольшим, – поправила она его. – Но продолжай, давай не будем отвлекаться.
– Мы не связаны никакими обязательствами. Я не разбиваю ей сердце, она – мне, у нас другие интересы, попросту говоря, нам нравится заниматься сексом. Вкус у нее ужасный. Она силой затащила меня на один, нет, два мюзикла, и я сказал, что мне этого до конца жизни хватит. Я уверен, что если в баре она встретит отлично сохранившегося старого любовника, у нее не будет ни малейших угрызений совести. Этого достаточно?
– Более чем.
– А откуда ты знаешь, что я говорю правду?
– Господи, да ты и лгать-то никогда толком не умел. Весь как на ладони. Сомневаюсь, что за это время ты стал настолько хорош. Так что давай, закажи нам еще выпить, и может, я приглашу тебя посмотреть на мои гравюры.
– Да видел я уже твои ебаные гравюры, разве нет?
– У меня появились новые, – ответила она.
Затем, после небольшой паузы, когда он поднес ко рту бокал, двинула его кулаком под ребра.
Они целовались в ожидавшей его машине, пока та везла их к ее дому, она внимательно смотрела на голову водителя, шатена с прямой стрижкой. Она бы пригласила Джорджа к себе, но ей надо было проведать кота, а ему – тринадцатилетнего сына.
– Сбегай наверх, забери кота и поедем ко мне, – предложил Джордж. – Все будет нормально. Лурдес даст ему тунца или чего-нибудь такого.
– Не сегодня. К тому же за это он жестоко нас покарает.
Ее тело хотело его, но взгляд все время возвращался к голове водителя. О чем она ей напоминала? В какой-то мере обо всей ее жизни. Обо всем, что привело ее к этому моменту: скверная стрижка на переднем сиденье. Было в этом что-то катастрофическое. Теперь несколько следующих дней она будет думать о том, зазвонит ли ее телефон. Прежде всего ей хотелось опередить события.
– Это еще одна из наших легендарных встреч на один раз?
– Нет, – ответил он. – Нет, если я все верно понимаю.
– Позвони мне, малыш, – сказала она, собираясь выйти.
– Ты всем парням так говоришь.
– Нет, вовсе нет.
– Встретимся завтра, – предложил Джордж.
– В пятницу, – сказала Анна.
– Целых три дня, – сказал он, приблизив губы к ее шее. Ему было хорошо. – Я же умру.
– Не умрешь.
– А как же твои гравюры?
– И гравюры не умрут.
– Еще минуту, – попросил Джордж.
– Еще минуту, – согласилась она. Секунд через сорок она выскочила из машины.
Конечно, она думала о нем всю ночь и все утро. Не только о нем: о том, отчего так поспешно сбежала из той машины, о том, отчего стремилась убежать. Она давно жила в одиночестве, привыкнув к нему, привязавшись к нему, но внутри зияла рана, и она не знала, кем будет, если та затянется. Он стал старше, он не был женат, она стала старше и была незамужем. В этот раз они не должны были оттолкнуться друг от друга, как молекулы в нагретой системе, нет. Они будут вместе. Она знала об этом и боялась этого.
25
В пятницу они поужинали, а потом поехали к ней. Он предупредил Лурдес, что, возможно, не вернется ночевать. Она удивленно подняла брови:
– Вы сказали Натаниэлю?
– Скажу.
Нейт не удивился, даже не оторвался от ноутбука.
– Ладно, – сказал он.
– Завтра увидимся, – сказал Джордж.
– В любом случае так и будет.
– Ты сама любезность. Спасибо. Убийственно неподдельный.
– Звучит неплохо, – ответил Нейт.
Джордж направился к выходу.
– Пожалуйста, закрой за собой дверь.
– Нет, – бросил Джордж через плечо.
Позже, в постели, Анна рассказала ему про последнюю ночь, когда они были вдвоем. Не про встречу на постановке Луиса, про ту ночь, когда он помогал ей с переездом, в 1979-м. Двадцать лет назад. Даже больше.
– В ту ночь я вернулась домой и плакала. Все плакала и плакала. Не из-за тебя, не о тебе, не из-за того, что ты мне тогда сказал, хотя из-за этого тоже. Но еще потому, что тогда я поняла: что-то безвозвратно утрачено.
Он смотрел в потолок.
– Как давно это было, – проговорил он. Он всматривался в собственные воспоминания, как в старую пленку.
– Насколько ты изменился?
– О господи. А ты? Об этом даже подумать страшно. Все, что с тобой случается, тебя меняет, а сколько всего случилось с нами за двадцать с лишним лет?
– А ты попробуй подумать. Поупражняйся.
– Ладно.
Он немного
