крепко, пусть и бережно.
— Ты сделал это, чтобы разозлить меня? — прошептала от ужаса.
— Возможно, — ему будто не было разницы, — много причин. Месть, твоё становление, скука, желание получить твоё одобрение. Может что-то ещё.
Дышать стало тяжелее.
— Это ужасно, — ответила ему, — я верила в ваше благородство и… то, что вы не такой, как другие мужчины. А в-ты…
Он усмехнулся:
— Никто не отрицает моей высокой нравственности, Лу. Однако, понимание её у нас с тобой разное — в моём я остаюсь честен, справедлив и рассудителен. А ещё бережен, учтив и ласков, — он уточнил, — с тобой. Остальные этого не заслуживают.
Я мотнула головой.
— Отпусти меня, — вновь попыталась вырваться из его объятий.
— Не стоит тревожить твою руку настолько часто, — он прижал меня сильнее, — это опасно.
Сейчас мы видели глаза друг друга, потому, наверное, мне стало труднее.
— Я стала твоей женой, — поджала губы я, — ты обещал, что сделаешь мне больно.
Он дёрнулся.
— Не стоит брать в расчет моё поведение до того, как… произошло моё осознание, — кивок, — я не стану «ломать тебя», как ты выразилась ранее.
— Я тебя боюсь, — сквозь зубы сказала ему, спустив сперва одну ногу, а потом и вторую на пол.
Он отпустил меня, сперва хмыкнув, а после нахмурившись.
— Слова были произнесены со злостью, а не страхом, — кивок, будто самому себе, — ко всему прочему, ты успела высказать мне, какой я ужасный, а после даже дать пощечину, — он сузил глаза, — боишься?
Я сжала зубы сильнее.
— Я боюсь не за себя, а за тех людей, которых ты… — голова заболела где-то в висках, однако я на это лишь сильнее нахмурилась — руке всё ещё было больнее, — которых ты убьёшь ещё. Ни за что.
Он немного склонил голову и покачал ею, выпустив с шумом воздух из груди.
— Ты совсем ничего не понимаешь, Лу, — он обратил улыбку ко мне, — люди умирают постоянно. Нет никакой гарантии того, что они остались бы живы без моего вмешательства, — он повёл бровью, — как и не существует даже мнимой ценности их жизней.
Я прикрыла глаза, не зная, что сказать этому чудовищу.
— Всезнающий вас покарает, — только и прошептала.
И положила голову на стену у окна. Я больше не могла её держать. Не могла и думать — в голове было очень неприятно и мутно, как в деревенском озере в начале весны.
— Он уже начал свою кару, — не унимался лорд, — с твоей помощью и твоей же хитростью он сделает из меня безвольную марионетку. Однако… — он свёл брови в одну, — предлагаю перемирие. Я сообщаю тебе обо всех своих низменных планах, а ты в свою очередь не вонзаешь мне нож в сердце ближайшей тёмной ночью.
Я поджала губы.
— Верить вашим словам я тоже не буду, — на душе стало ещё поганей от всех этих мыслей, — вы уже обманули меня, когда сказали о том, что будете прислушиваться к моему мнению!
Ему мои слова не понравились. Выглядел теперь он злым.
— Допускаю, что косвенно я своё обещание нарушил, — взгляд из-под бровей, — однако это совсем не так. Но разве тебе это важно сейчас? Потому, — сквозь зубы, — пересмотрим условия перемирия на более лояльные: я клянусь застрелиться, если не сообщу тебе о своих низменных планах, а ты… по меньшей мере сообщишь мне заранее о том, что планируешь вонзить «мне нож в сердце ближайшей тёмной ночью», — повторил он.
Я покачала головой.
— Ты лишь хочешь сказать, что сожжёшь новую деревню или город! — возмутилась я, — я не смогу простить тебя и за это, а ты говоришь мне такое?!
Он пожал плечами. А после откинулся на спинку дивана и задумчиво меня оглядел.
— Как я вообще допустил такое? Ты выдвигаешь мне условия, оттого что я сделал так, как хотел и планировал, а тебе это не понравилось!
Я открыла было рот, но он не дал мне сказать:
— Возмутительно. С какого момента я позволил тебе запустить в себя столько власти? Ты деспотична и не идёшь на уступки!
Я положила руку на колени, склонившись над ней и вытащив из-под неё вторую.
— Мои уступки будут стоить кому-то жизни, — прошипела для него.
— Весомо, — неуверенно кивнул он, — однако совсем несуразно относительно нашей ситуации. Я готов пойти тебе на уступки, но на такие, где мы соблюдём компромисс — не более. Как я уже говорил тебе: твоё мнение изменится в течении нескольких лет. А значит и мои действия должны быть направлены в сторону твоего быстрейшего осознания.
Я мотнула головой снова. И схватила руку, не в силах терпеть боль.
— К этому я и веду — на данный момент ты готова на вечность в огненной геенне за моё жесточайшее убийство, потому у меня остаётся только два выбора: холодное расчётливое насилие в отношении тебя, за которое я уверяю тебя, ты простишь меня в течение пары десятков лет, или… компромисс. Принятие твоей настоящей точки зрения и подготовка к той, на которую нацелен я сам.
Он кивнул. Меня пробрало мурашками.
— Вот теперь страх, вижу, — дёрнул щекой он, — но ты и сама должна понимать, Лу, я не идиот и способен мыслить рационально. И я буду поступать так, чтобы моё собственное сознание не склевало себя само от одного твоего ненавистного взгляда в мою сторону, — он хмыкнул, — твоё поведение после пересадки наводило на меня крайне поганые мысли.
Я промолчала. Но дышать стало немного свободнее.
— К слову пришлись те фразы свадебного ритуала, — он немного посмеялся, — ты же понимаешь то, что все браки строятся на насилии? — он кивнул, — это забавно в какой-то мере, пусть моё, — хмык, — увлечение тобой в корне не позволяет мне поступать подобным образом. И это не считая того, что ты в мою сторону насилие используешь крайне часто, — странная улыбка, — потому я злюсь, — довольное и насмешливое, — но по какой-то причине не на тебя, — это уже хмурое.
С улицы послышались крики людей, шум и прочие звуки города. Полчаса прошли быстро, но мне казалось, что они давили мёртвым грузом.
— Мы почти дома, — зашторил окно Оушен, — полагаю, что мои слова и моё предложение ты обдумать ещё не успела, потому буду ждать от тебя решения к-хм… или встречного предложения в течении нескольких дней. Чем скорее, тем спокойнее я буду спать.
Я в этот момент поняла, что спать не буду вообще, потому что боюсь остаться наедине со своими мыслями.
— Есть планы и предложения на ближайшее направление? Может всё же столица? — он выглядел так, будто ничего и не произошло.
Я сквасилась.
А в голове мелькали его
