осунулся и поседел ее муж, и жалость сдавила ее сердце. Она сейчас не помнила о том, что сама пережила с дочерями, она думала, что пришлось пережить мужу, и как тяжело он это перенес.
Есть женщины — жертвенные натуры. Ради близких людей они готовы бросить все и забыть о себе. И собственная боль для них не боль, когда больно тем, кого они любят. Такие женщины пойдут в огонь и в ад, только бы защитить и спасти от этого своих близких. На таких женщинах держатся семьи, на таких женщинах держится государство. Если бы не было таких женщин, то мужчинам некого было бы защищать, не за кого было бы воевать, потому что эти женщины — Матери. А Матери — это тыл. Матери — это Родина.
Стоя у другого дивана, Глеб и Ольга молчали, понимая состояние Гержавиных. Хичков от двери смотрел хмуро и безразлично. Подельник беззвучно кривил лицо, косясь на Вадима. Тот, наконец, подал голос:
— Ну, хватит, док, слезу пускать! У тебя здесь работа! Ты тут по просьбе Корозова! Посмотри его жену!
Оторвавшись от своей семьи, Сергей Сергеевич повернулся к Корозовым. Лицо было другим, словно умытое живой водой. Только волосы по-прежнему седые-седые. Подошел к Глебу, схватил его руку, прошептал:
— Спасибо, спасибо…
От двери опять раздался недовольный окрик Хичкова:
— Док, в чем дело? Прекрати слюни пускать! Это мне ты должен говорить спасибо, а не ему. Я мог и не привести тебя сюда! Займись работой, док!
Поймав в рукаве куртки локоть Ольги, Гержавин пожал его, глянул в сторону Вадима и его подручного, и вдруг потребовал твердым докторским тоном, который удивил Хичкова:
— Посторонних попрошу выйти!
Громко недовольно Вадим стукнул кулаком по дверному косяку:
— Док, здесь посторонних нет! Не зли меня! А то больше никогда не увидишь свою семью! Ты тут потому, что Корозов заплатил за свою жену и за твое лечение! Поэтому не разевай рот, а принимайся за дело! Иначе я сам начну лечить, и в первую очередь примусь за тебя!
Вытянувшись во весь свой рост, Сергей Сергеевич терпеливо выслушал и, наклонившись к Ольге, проговорил:
— Вот видишь, Оля, как все получилось. Опять ты моя пациентка. Дай-ка, посмотрю, что у тебя? — снял с нее покрывало с курткой и протянул Глебу.
Взяв все это из его рук, Корозов положил на диван. Гержавин осмотрел синяки и ссадины Ольги. Кровавые полосы ниже спины вызвали у него возмущение. Себе под нос он шептал слова, которые, если б их слышал Хичков, были б восприняты им враждебно, и врачу пришлось бы после этого несладко. Закончив осмотр, Гержавин сам накинул на плечи женщине куртку и подал покрывало, а Вадим, опираясь рукой о косяк, спросил:
— Ну, что, док, жить будет? Ничего страшного? — глянул на Глеба. — Ты доволен, что док осмотрел твою жену? Мое слово — золото! — сделал паузу.
Уловив паузу, Гержавин торопливо взволнованно вставил:
— Ее нужно лечить.
Безразлично пожав плечами, Хичков пробурчал:
— Нас всех нужно лечить, док! Но здесь не лазарет, док! Я только выполнил свое обещание! На этом, все! Собирайся, док! Тебя уже ждут!
— Куда? А моя семья? — ошалело заморгал Сергей Сергеевич, заметался взглядом по жене и детям.
— Ты уже попрощался, док! — Вадим отстранился от дверного косяка, сунул руки в карманы.
— Как попрощался? — Гержавин совсем растерялся, перестал чувствовать под собой собственные ноги.
У его жены упало сердце, она обмерла, и вдруг какая-то внутренняя сила подхватила ее с места, она, заслонив собой детей, выступила вперед:
— Вы не имеете права! — крикнула Хичкову. — Как вы смеете? — вся преобразилась, готовая броситься на Вадима с кулаками, чтобы защитить мужа.
— Брысь! — отмахнулся Вадим. — Я смею!
Переводя возбужденный взгляд с мужа на Глеба и обратно, женщина вскрикнула, упрекая мужчин:
— Что же вы молчите? — возглас ее больше всего относился к Корозову. В нем она чувствовала силу, которая может противостоять преступнику. Мужа знала хорошо. Да, он прекрасный семьянин, любящий отец и любящий муж, настоящий врач, отличный доктор. Когда он у операционного стола, он царь и бог, никто не смеет прекословить ему, потому что он врач от бога. Но в быту он не боец. К большому сожалению. Тем более в этот момент, когда находится под таким сильным прессингом Хичкова. Она любила его и ни на кого никогда не променяла бы. Но в такие минуты ей было жалко мужа. Ей хотелось видеть его сильным и уверенным, своим защитником, а приходилось самой становиться на его защиту.
Видя, чего хотела от него жена Гержавина, Глеб подался к Вадиму и попросил:
— Хичков, оставь их в покое! Ты взял то, что хотел! Что тебе еще от них нужно? Отпусти женщин!
Но просьба не возымела успеха, напротив, она разозлила Вадима:
— Здесь я судья, адвокат и прокурор! — отрезал он. — Не суйся, пока я тебе язык не подрезал!
Кровь ударила Глебу в лицо. Он качнулся, как будто под ним зашатался пол, вскипел, терпение лопнуло, и он сорвался:
— Ах ты мразь! Не понимаешь человеческого языка! Я раздавлю тебя, как таракана!
Навстречу ему ринулся подручный Вадима, преградил дорогу, но Корозов яростно отшвырнул его, наступая на Хичкова. Из-за спины того вынырнули другие подельники и в грудь Глебу уперлись два черных ствола. Но Глеб уверен был, что никто не воспользуется оружием, потому что заказчику он нужен был живой. И продолжал решительно напирать. Сбоку ударил подручного Вадима кулаком в скулу. Тот рухнул к ногам Хичкова. Вадим даже не повел ухом. Второй подручный подскочил к Глебу сзади, ударил его по ребрам, но в ответ получил такой удар, который отбросил его к стене. Началась потасовка. Вадим отошел в сторону. А Глеб отбивался от всех подручных. Бандиты свирепели. Они не могли свалить Корозова. Один из них повис на его плечах, пытаясь схватить за горло. Но на выручку Глебу неуверенно и лихорадочно бросился Сергей Сергеевич. Ударил подручного сзади по голове. Тот взвыл, отпустил Глеба и стукнул Гержавина в ухо.
Сбившись в кучу, женщины и дети притиснулись друг к другу. Женщины обе готовы были броситься на помощь своим мужчинам, но страх за девочек, что в этом побоище могли просто затоптать детей, останавливал их. Наконец Глеба ударили по затылку рукояткой пистолета, и он повалился на пол, а когда упал, его стали остервенело топтать ногами. Гержавина тоже смяли и долго били. Женщин подручные ножами злобно прижали к стене. Когда все закончилось, Корозова и Гержавина оттащили в угол и связали. Оба были окровавлены, без сознания. Хичков
