Исполнение приговора назначили на 22 апреля 1947 года, в четыре часа утра. Вечером к ним пришел раввин Яаков Гольдман и беседовал с юношами в присутствии тюремщика; они с интересом слушали его, задавали вопросы, смеялись. Перед уходом раввин сказал, что скоро вернется и не оставит их в последний час. Они уговаривали его не приходить, но раввин не соглашался, и это изменило их планы. Раньше они предполагали подорваться вместе с охранниками, но теперь мог пострадать раввин, и юноши решили: нет выхода, они это сделают немедленно.
Тюремный врач установил обстоятельства смерти. Меир Файнштейн обнял товарища единственной рукой и прижался к нему, а Моше Барзани приложил взрывчатку к груди и сигаретой поджег фитиль. Осталась записка, которую они передали заключенным: "Шалом, братья! Примите наш последний привет... Не прекращайте борьбы до полного освобождения. Мы с гордостью идем на смерть". Их погребли в Иерусалиме на Масличной горе, на том участке, где похоронены жертвы еврейский погромов в Эрец Исраэль; раввин Арье Левин произнес надгробное слово и прочитал кадиш.
Иудаизм категорически запрещает самоубийство, однако история Израиля знает немало примеров самопожертвования, и рав А. Левин вспоминал впоследствии: "В полночь ко мне пришел командир Эцеля и раскрыл тайну (о желании юношей покончить с собой). Он просил моего согласия, не более того. От меня не требовалось ничего, кроме согласия. Я ответил ему сквозь слезы: "Молниеносно избавление Всевышнего. И только Тот, Кто дал нам жизнь, может ее отнять." Я не дал согласия. Всю ночь я не сомкнул глаз. Наутро меня позвали на похороны. И там, на кладбище, на Масличной горе, я преклонился перед ними и сказал надгробное слово."
Раз уж упомянули это имя - раввин Арье Левин, то прервем ненадолго повествование и расскажем об этом человеке. Не было на его счету великих подвигов, не занимал он важных постов: "Кто я и что я? - говорил. - За что вы оказываете мне уважение и благословляете меня?.." Но когда он умер, на похоронах присутствовали президент страны, глава правительства, министры, выдающиеся раввины, бойцы подполья; тысячи людей съехались со всей страны, чтобы поклониться этому человеку - раввину заключенных.
Он родился под Белостоком, учился в иешивах Белоруссии, в 1905 году приплыл в Хайфу, учился затем в Иерусалиме, стал раввином и всю жизнь преподавал в иешиве. Рабби Арье начал посещать иерусалимскую тюрьму, когда не было еще евреев-политзаключенных, а сидели в камерах евреи-уголовники. Они приходили по субботам в тюремную синагогу, как на развлечение, и демонстративно курили. Рабби никому не делал замечаний; он встречал их субботним приветствием "шабат шалом" и приглашал присоединиться к молящимся.
Так продолжалось долго. Рабби Арье приходил постоянно, выслушивал, утешал, подбадривал слабых духом; его авторитет возрастал не только среди заключенных, но и у надзирателей-арабов. Вначале они приоткрывали перед ним крохотную калитку в заборе, но через некоторое время, заметив маленькую фигуру, распахивали главные ворота, как будто приближался начальник тюрьмы.
С 1939 года стало возрастать число евреев-политзаключенных. Рабби Арье потребовал, чтобы еврев отделили от арабов, потому что среди тех был распространен гомосексуализм, и они издевались над еврейскими юношами - нелегальными иммигрантами. Начальник тюрьмы заявил в ответ: "Евреи пойдут в отдельные камеры, когда меня здесь не будет", однако рабби добился своего: для еврейских заключенных, политических и уголовных, отвели отдельную камеру и даже организовали в тюрьме кашерную кухню.
В 1939 году девять заключенных объявили голодовку в лагере Црифин. Барух Дувдевани, один из них, вспоминал: "Нас уговаривали прекратить голодовку, которая продолжалась уже двадцать дней. Мы отказывались, потому что решили не принимать пищу до нашего освобождения или до смерти. Но когда пришел рабби Арье и сдавленным от слез голосом сказал, умоляя нас, как отец умоляет детей: "Вы же знаете, что моя душа связана с вашими, и я этого не переживу", - мы не посмели продолжать голодовку. Невозможно описать выражение счастья на его лице."
Исраэль Эльдад: "Лучшим днем для заключенных был тот, когда приходил рабби Арье; даже слепой видел, как Божий дух нисходил на лагерь вместе с ним. Увидев нас, рабби радовался как дитя, нашедшее мать. Он приходил в лагерь, нагруженный любовью, и уходил, нагруженный ею во сто крат. Он приносил нам приветы и сообщения, а уносил сведения, которые другому бы не доверили, - адреса, имена, даты. Рабби Арье ничего не забудет. Он всё помнит. "Завидую я вам, завидую, - повторял он снова и снова. - Вы удостоены страдать за Израиль. А я, что я? Ваши заслуги больше моих."
Весной 1944 года в Тель-Авиве арестовали бойца Лехи Мататьягу Шмулевича, приговорили к смертной казни за ношение оружия, и он отказался подписать просьбу о помиловании. "В субботу пришел рабби Арье, печальный и встревоженный... "Мататьягу, Мататьягу, - взволнованно шептал мне, как сыну, - Господь сохранит тебя". - "Если Богу угодно, я с радостью принесу эту жертву", - отвечал я. В глазах у него стояли слезы: "Пожалей меня. Я этого не переживу. Ты свое сделал, ты должен жить Ради меня, не упрямься". Невозможно было устоять перед его слезами."
"Молниеносно избавление Всевышнего", - эту фразу рабби Арье повторял каждому заключенному, осужденному на пожизненное заключение, смертнику, даже за несколько минут до казни. Встретиться с ним было непременным их желанием, а потому он приходил к каждому, утешал и скорбел - не только в иерусалимской тюрьме, но по всем английским тюрьмам Израиля.
Геула Коэн, диктор радиостанции Лехи "Голос еврейского подполья" (о встречах с рабби в женской тюрьме): "Он входил в камеру тихо, будто оставлял обувь за дверью Храма. Девушки сидели у стола и смотрели на него. Перед нами был старец, а в его глазах слезы, вечные слезы рабби Арье. В промежутках между всхлипываниями он шептал нам о героизме древних, о священной войне и самопожертвовании. Мы не всё понимали - ему мешали слезы, но слова проникали в сердце. Мы оставались в тюрьме. Он не выводил нас на свободу, но приносил в камеру весь мир".
Когда рабби Арье ехал в тюрьму, то всегда читал в автобусе молитву о благополучии заключенных. Однажды он так разволновался, что заплакал. "У тебя в тюрьме родственник?" - спросил шофер. "Да". - "Сын?" - "У меня там много сыновей". Его забота об узниках не была связана с принадлежностью рабби Арье к какой-либо партии; в своем завещании сыновьям он просил их не присоединяться к политическим партиям, потому что они дробят единство Израиля.
Популярность рабби Арье, "отца узников", его дела способствовали тому, что вокруг его имени возникало немало легенд, - и вот одна из них. Рассказывали: дочь рабби Арье разбил паралич, и в ближайшую же субботу встал в тюремной синагоге один из заключенных и объявил, что посвящает дочери рабби день своей жизни. Второй заключенный заявил, что отдает ей неделю своей жизни, третий - месяц; еще один сказал: "Что наша жизнь в тюрьме по сравнению с несчастьем рабби?! Отдаю всю свою жизнь ради полного выздоровления его дочери". И на исходе той субботы - хотите верьте, хотите нет - случилось чудо: дочь рабби Арье смогла уже двигаться, а вскоре она совершенно выздоровела.
