— Привет, Фрэнни, — говорит кто-то музыкальным голосом,таким же, как у Гейба, но все же немного другим. Я поворачиваюсь и вижу, что наменя смотрит семнадцатилетний мальчик: среднего роста, со светло-песчанымикудряшками, лазурными глазами и лицом... как у ангела. Он опирается на стену,засунув руки в карманы джинсов, и улыбается мне.
Весь воздух словно исчезает у меня из легких, а ногислабеют.
— Мэтт? — Единственное, что я могу сказать. Он выглядитименно так, как и в моей голове... таким, как мне казалось, он должен был бы быть,если бы все еще был жив.
Он улыбается, и его яркий свет слепит меня.
— Во плоти.
Я поворачиваюсь к Гейбу.
— Я не... — Но я не могу сформулировать оставшуюся частьмысли.
Мэтт смеется... и это похоже на перезвон ветра.
— Я твой ангел-хранитель, — весело сообщает он мне. — Смоглабы ты в это поверить, когда я засовывал жвачку тебе в волосы и воровал твойвелосипед?
Мои дрожащие ноги начинают двигаться, неся меня в другойконец комнаты. Я чувствую слезы, скользящие по моим щекам, но ничего не могу сэтим поделать. Я не могу контролировать свои эмоции. Но когда я добираюсь донего, чувство вины подает голос. Я не могу смотреть ему в глаза.
— О, мой Бог... Мэтт, прости меня.
Он обнимает меня и притягивает к своему плечу.
— Тебе не за что извиняться, Фрэнни. Ты должна отпуститьэто.
— Я не могу. — Я смотрю на Гейба, прожигающего меня взглядом.Я почти чувствую, как он роется в моей голове в поиске ответов.
— Ты должна, иначе мое присутствие здесь не имеет смысла. — Онбросает взгляд на Люка.
Все мои внутренности превращаются в желе, голова словноватная. Я не могу думать. Но затем мысли пробиваются сквозь туман.
— Мама и папа. О Боже мой! Они умрут от счастья, когдаувидят тебя! — Мое дыхание прерывается, когда я понимаю, что только чтосказала. — Я имею в виду...
Мэтт снова притягивает меня к себе.
— Нет, Фрэнни. Они не должны знать. Никто не должен.
— Почему?
— Потому что так заведено. Нам запрещено показываться тем,кто нас знал, особенно семье.
Я отрываюсь от его плеча.
— Я тебя знала.
Он смотрит на Гейба.
— Для тебя было сделано исключение... из-за смягчающихобстоятельств, — говорит он серьезным, официально звучащим голосом.
Я поднимаю взгляд на Гейба, тот кивает.
Я улыбаюсь, но затем снова начинаю плакать.
— Я убила тебя, и я же единственная, кому ты можешьпоказаться? Разве это честно?
— Понятия не имею, что еще сказать, чтобы доказать тебе, чтоэто не было твоей виной.
— Но это было моей виной. — Я рыдаю, уткнувшись в егофутболку. — Я была там, помнишь? Именно я дернула тебя за ногу, после чего тыупал с дерева.
— Ты знаешь, что я не могу лгать сейчас? Это была не твоявина. Ты должна поверить в это!
У меня начинается настоящее головокружение, когда мое горлоперехватывает. Я отступаю и падаю на колени, пытаясь сделать хоть глотоквоздуха.
— Позовите медсестру! — кричит Люк, и я слышу, как онпытается встать. Но затем я чувствую запах летнего снега и руки Гейба,обнимающие меня.
— Фрэнни, дыши, — говорит он мне в ухо. — Я вздрагиваю иприжимаюсь к нему. — Медленно и легко, — шепчет он.
Я понимаю, что он прав. Если я буду дышать медленно, тосмогу избавиться от звезд, танцующих перед глазами. Я выпрямляюсь, и Гейботпускает меня. Я смотрю на Мэтта, вытирая нос рукавом. Не могу в это поверить.Я хотела его обратно так сильно... И вот он здесь. Я снова кидаюсь к нему иобнимаю, решая никогда больше не отпускать.
— Боже мой.
Он улыбается.
— Все будет хорошо, Фрэнни. Правда.
Его улыбка заразительна. Я шмыгаю носом и улыбаюсь сквозьслезы.
— Почему ты выглядишь на семнадцать... то есть, как я моглатебя так точно представить? Почему ты не выглядишь, будто тебе все еще семь?
Его улыбка становится шире.
— Маскировка. Раз уж я должен быть видимым... семилетниймальчик, следующий за тобой повсюду, будет выглядеть немного глупо, ненаходишь?
— Да, полагаю.
Люк громко прочищает горло. Глупая улыбка расплывается уменя на лице, когда я тяну Мэтта к его кровати.
— Итак... Мэтт, это Люк. Люк, это Мэтт.
Люк хмурится, а затем его глаза расширяются в понимании.
— Это был ты... на вечеринке после выпускного... с Белиасом.
Мэтт смотрит на Люка без улыбки.
— Это были мои полевые испытания.
— Полагаю, ты их прошел.
Мэтт прожигает его взглядом.
— Конечно. — Он поворачивается ко мне. — Итак, я не буду стобой все время. — Он сужает глаза и на секунду переводит взгляд на Люка. — Потомучто есть вещи, которые я действительно не хотел бы увидеть. Но как только я тебепотребуюсь, я буду рядом.
Люк протягивает руку Мэтту.
— Мы рады, что у нас будут прикрыты тылы.
Мэтт смотрит на Люка взглядом, граничащим с отвращением.
Вдруг я чувствую, как моя радость испаряется. Я смотрю наних и пытаюсь разобраться, что только что произошло, когда Люк опускает руку.
— Не геройствуй, Люцифер, — нарушает Гейб неловкое молчание.Он строго смотрит на Люка. — Будет нужна помощь, проси о ней.
Люк кривится.
— Да, мамочка.
Гейб улыбается.
— Кстати, о матери... У тебя тут посетители.
И в этот момент раздается стук. Мэтт исчезает, когда дверьраспахивается, и это хорошо, потому что в проеме стоят мои мама и папа с пакетомиз Макдональдс в руках.
— Аллилуйя, — бормочет Люк, морщась. — Больничная еда несъедобна.
________________
Мне удалось отмазаться от церкви перед семьей по той причине,что я все еще не отошла от «нападения собаки».
Вместо этого я просматриваю свой шкаф, решая, что может мнепонадобиться в Лос-Анджелесе, и поглядываю на Люка, стоящего около комода.
Его выписали из больницы неделю назад, и большинство бинтовуже снято. Красный шрам тянется по его лицу от внешнего угла правого глаза досередины щеки. «Темный и опасный» теперь «обладающий шрамом и сексуальный».Ммм...
— Берешь с собой это? — спрашивает он, приподняв бровь идержа в руках мой черный кружевной бюстгальтер.
