хором подпевать, а гитаристы возбужденно стучали по деревянным частям гитары, заводясь и ускоряя темп. Хотелось крушить все вокруг, бить посуду, орать вместе с артистами, неистово плясать в бешеном ритме. Наконец шум стих, но возбуждение еще не улеглось. Зная последствия таких выступлений, руководство кабаре, раздавало гостям бумажные веера.
Зал был полон до отказа. Желающих приобщиться к «русской ностальгии» всегда хватало. В тот вечер публика в кабаре была очень разнообразной и многонациональной - настоящая парижская масса. Сюда пожаловали и сказочно богатый миллионер с Востока, и знатный английский лорд, и французская любовница перуанского миллиардера, легкомысленные американки, европейские «свободные» дамы и прочие. Очень скоро зал стал напоминать борт спасательного судна, набитого до отказа. Вновь прибывших отправляли в другие, менее известные кабаре. Было так тесно, что не помогали ни вентиляторы, ни веера, ни холодное шампанское. Но и в этой темноте клиентов не оставляло желание развлекаться и тратить деньги; все пили, смеялись, кричали, переговаривались друг с другом, дергались в такт музыке. Некоторые забирались на сцену и дико выплясывали. Кому не хватило места на площадке, плясали прямо на своих местах. Веселились все, невзирая на возраст. Какая-то увешанная бриллиантами пожилая американская выплясывала в паре с молодым красивым мужчиной. Это был тот самый грузинский князь, клиент богатых дам. Отто и Гюльнар тоже танцевали, Отто пожирал свою возлюбленную глазами, а она изображала из себя царицу.
Я завидовала ее красоте, обаянию, манерам. Как хотелось оказаться на ее месте! Да вряд ли у меня получиться. Все равно я останусь неуверенной, замкнутой и стеснительной. Оставшись за столиком одна, я снова отдалась грезам. О чем думала? О счастье. О большой, настоящей, вечной любви!
Вдвоем с Гюльнар мы приехали провожать Отто. Он очень волновался, был бледен и хмур. Кажется, только сейчас понимал, что на тридцать лет старше своей подруги. Его проплешины, морщины, мешки под глазами сейчас стали особенно заметными. Он мучился от ревности.
- Дорогая, обещайте, что эти два месяца будете верны мне! Обещайте, что будете часто писать и обо всем ставить меня в известность!
- Ладно, ладно! Мы ведь так много раз говорили об этом! Это утомляет, - не выдавая раздражения, отвечала Гюльнар.
- Понимаете ли...
- Понимаю! - перебила его Гюльнар. - Очень хорошо понимаю. Каждый мужчина хочет считать женщину только своей.
Но увидя еще большее волнение Отто, она продолжила мягче:
- Простите меня! Я так взволнованна вашим отъездом! Не знаю, что говорю! Буду очень скучать без вас, поверьте. Я люблю вас гораздо больше, чем вы думаете.
У бедняги Отто от радости зарумянились щеки. Маленькая ложь могла сделать его таким счастливым! Маленькая, милая, благая ложь! Я оправдывала этот грех Гюльнар! Отто крепко обнял ее и стал жарко целовать. Мне было так жаль его! Я отошла в сторонку, чтобы поплакать
Отто сел в вагон, поезд тихонько тронулся. Отто махал нам белым платочком до тех пор, пока состав не скрылся из виду.
Когда мы возвращались домой на такси, Гюльнар уже чертила план. Бессердечная, она решила отпраздновать отъезд Отто. В банке на ее имя был открыт счет. Гюльнар собиралась воспользоваться сполна и этим счетом и своей свободой. «Праздник» решено было отметить в доме-мастерской «Жозезу», ей нравилась тут обстановка раскованности. Поскучав месяц в объятиях Отто, Гюльнар собиралась утроить пирушку с развлечениями и приключениями. В качестве нового возлюбленного был избран полковник Николай Карпов. Она давно об этом подумывала.
- Попробую его в качестве «закуски», пока не подойдет время главного блюда.
- А как же бедный Отто?..
- Прекрати! Прошу тебя, не поучай меня! Разве я не подарила ему целый месяц самых ценных дней своей юности? Я ничего не должна ему. А ты - простофиля! Похоже, мне самой придется искать тебе любовника. Разве это жизнь?
Мое одиночество казалось ей оскорбительным, и она собиралась исправить это безобразие. А я осторожно сопротивлялась, сама не зная, чего хочу, как всегда, трусила.
Жозе и Зулейха с радостью приняли предложение отметить у них дома «Праздник Свободы» Гюльнар. Они отдали в ее распоряжении свой дом, и своих друзей, и свое время. Гюльнар раздала приглашения, сделала заказ во французских и русских ресторанах. Она пригласила почти пятьдесят человек и собиралась хорошенько накормить и напоить их.
Мастерская была так украшена! Войдя, я первым делом увидела Альмерью. Он выглядел угрюмым и несчастным. Альмерья, влюбился в Гюльнар с первого же взгляда. Но шансов у него не было. С таким-то видом?! Отвечая на его страстные взгляды, она говорила: «Если бы его хорошенько прокипятили, может, и переспала бы с ним! Но его не так-то просто отмыть!»
И без того невзрачный, Альмерья еще больше подурнел и приуныл. Он смотрел на Гюльнар, не осмеливаясь заговорить. Как горели его глаза! А Гюльнар в тот вечер была просто неотразима. Она была настоящим символом красоты, любви, женственности, очаровав всех мужчин. Рядом с ней я выглядела служанкой.
Мне просто необходимо научиться бороться и побеждать! Но я такая бестолковая... Вот и сейчас, сидела в углу комнаты, смотрела на счастье других и завидовала.
Посреди зала был установлен длинный стол, заваленный угощением. Для этого случая Гюльнар даже купила новую скатерть. Гости, стоя вокруг стола, без передышки ели и пили, пили и ели, снова и снова... Иван Петрович так напился, что едва держался на ногах. Казалось, только тронь и из него брызнет водка. На лице Ивана Петровича сияла дурацкая улыбка. На сей раз он рассказывал, как ему пришлось однажды остановить понесших лошадей и спасти экипаж. А, в экипаже были не кто-нибудь - графини!
- Случается же такое! - с восхищением произнесла один французский господин. Это была Жером Лавюсери, адвокат. Он по наивности, а может быть из приличия, спросил: - И как же вас отблагодарили за такой героический поступок?
- Сам царь выразил мне благодарность в Зимнем дворце. Конечно, он не мог предложить мне вознаграждение, мой род не ниже его. Наш род, даже древнее, богаче царского. Словом, и он, и царица благодарили меня за отвагу.
- На, выпей еще, но только заткнись. От твоих россказней уши вянут, - сказал Шамси, подойдя к Ивану Петровичу. Когда-то они вместе учились в Санкт-Петербургской военной школе. В это учебное заведение принимались лишь дворянские дети. Шамси говорил с Иваном по-русски, чтоб не сконфузить перед французом. Иван взял чарку и залпом опрокинул ее. Вообще, на этом пиру «спаиванием» гостей» занимался Шамси. Эта часть дела была его поручением. Шамси велел
