с апломбом; сам как дипломат на Парижском конгрессе; в жестком крахмальном воротничке с широким белым галстуком, повязанным вокруг шеи, с белоснежной грудью. С Коммодорским крестом на шее. Затянут в узкий сюртук, облегающий его сильную сохранившуюся фигуру. На синем кресте русского ордена распятый святой Андрей. Коммодорский крест дарован Путятину королем Греции за участие в морских сражениях за свободу эллинов. Таким никто из гостей не награжден, лишь отец Элгина в свое время получил эту же награду.
И в контраст, и под стать обществу — полковник сибирского казачьего войска Мартынов, прибывший курьером из России; атлетическая фигура, полное спокойствие и естественность обращения. Понимает по-французски и английски, что довольно редко среди казачьих офицеров. Казачий мундир обращает на себя внимание.
Американский посол Рид был приглашен на обед, но отговорился, сказал, что собрался ловить рыбу удочкой и не хочет отменять поездки ради встречи с графом Элгином. Объяснив его отсутствие по-своему, Путятин сказал, что Рид намерен быть к вечеру.
Сэр Джеймс, обращаясь к русскому послу и называя его «Евфимий Васильевич», задал несколько вопросов. Его интересовал залив Печили вблизи Пекина. «Very, very much…» И все, что к северу от него и поблизости. Много шло разных разговоров о тех странах. Часто приходится слышать, что англичане желали бы иметь еще один Гонконг, но не у Кантона, а под самым носом Пекина! Это прельщало, и владычество империи могло тогда, как предполагалось, стать мировым. От берегов залива Печили до столицы рукой подать. Корея, Япония, Сахалин, Формоза, новые территории северной Кореи, гавани на берегах Печили — все это, как утверждали знатоки, требует современной торговли, и тут могут быть привлечены дельцы и деньги европейских стран и народов и брата Джонатана. Следуя философии Бентама, англичане могут сделать человечество счастливым, как ни один другой народ.
Элгин сказал, что желал бы проехать из Китая не вокруг света, а через Сибирь.
— Печили! Залив Печили! — Элгин признался, что предполагал действовать там, а не возиться с Е, не унижать себя участием в двусмысленной вражде Гонконга с Кантоном, и перенести центр тяжести поближе к Пекину.
Получилось так, что Путятин был в Печили, а Элгин не был, Евфимий Васильевич опередил его в своем первом неуспехе.
— Но, если мы возьмем Кантон лишь средствами флота, мы, вероятно, не сможем удержать его, — продолжал сэр Джеймс. Помянул о неизбежности в таком случае резни и кровопролития, которые не окажут никакого влияния на пекинский двор. Он полагал, что, лишь действуя общими силами четырех держав, можно одержать бескровную победу и достигнуть цели. Кровопролитие в Кантоне бессмысленно.
— Надо его избежать, — согласился Путятин.
— Но этого я избегну только, если и вы присоединитесь ко мне.
Элгин верил Путятину, видел в нем джентльмена и союзника. О Путятине много самых лестных отзывов людей ранга и положения, чьи рекомендации заслуживают доверия. В Лондоне редко отзываются о ком-нибудь без сдержанной иронии. Он продолжал про опасность, из которой трудно будет выкарабкаться. Англичане, чтобы проучить правительство Пекина, должны взять Кантон, самый богатый город Китая, через который идет вся торговля Срединной империи с западными иностранцами. Задача нелегкая.
«Так что если они окажутся одни и резню устроят в Кантоне, то я и буду виноват?» — думал тем временем Путятин.
После обеда в круглой комнате красного мрамора послы остались с глазу на глаз.
— Я люблю Макао, — сказал Элгин, — за его атмосферу истории, за его конвент и за парк Камоэнса, за улицы среди гор, за нарядный фронт старинных зданий над линией моря. Португальцы воздвигали здесь памятники эпохи, когда Гонконг был голой скалой.
Наедине послы стали откровенней. Дипломатическая тема тяготила их своим однообразием. Иногда разговор опускался до цинизма.
— По виду молодой дамы можно узнать, есть ли у нее любовник, — сказал Путятин, — и довольна ли им она.
Этим замечанием он задел Джеймса. При встречах с Энн он замечал, что она довольна и чувствует себя выше окружающих. Ему опять вспомнились рассказы о нравах колониальной молодежи. Но это как-то смутно представлялось до сих пор. Путятин яснее все выложил. Конечно, увлечение возвышает и придает прелести.
Когда Боуринг уговаривал посла спасти свой престиж, он настоятельно напоминал, что многие великие морские экспедиции знаменитых путешественников внезапно меняли курс и шли в эту испанскую колонию. Там есть все, для того чтобы отдохнуть страннику, которому каждый день грозит опасность.
Побывав в Маниле, Джеймс понял, что родовые аристократки колониальной Испании не могут не привлекать великих мореплавателей и коммодоров, побуждая их менять курс своих армад.
Оказалось, что и Путятин бывал в Маниле и тоже под таким же предлогом, как Элгин. Он не желал стоять в Нагасаки и ожидать ответа от японского правительства из столицы па свои предложения, поступаться престижем посла великой империи.
У Джеймса с Путятиным в Маниле оказались общие знакомые. Ясно, Путятин весьма порядочный человек. Он без предрассудков, ясно выражает свое мнение о том, про что редко говорят.
— Когда едешь по железной дороге в Лондон, то думаешь не о пейзажах за окном, а перечитываешь названия станций и ждешь конечную, — сказал Элгин.
Если у Евфимия Васильевича было увлечение в Маниле, то уже забытое за заботами. Влюбчив ли он? Что-то придавало ему энергии, как паровой машине, мощность которой исчисляется лошадиными силами. Не зря дан ему Коммодорский крест за Грецию. У людей горячо верующих, как Путятин, сила обнаруживается когда надо и не впустую.
Путятин имел в виду не только леди, когда говорил, как много объясняет внешний вид. По Пальмерстону заметно, что у него есть любовница — Франция, и Элгин здесь, по привычке их государственных людей, ухаживает за француженкой в лице барона Гро, чтобы дипломатическими средствами соблазнить ее кинуться с собой вместе в пекло кантонской битвы. И по даме все заметно, и по государственному деятелю, и по его послу Элгину.
Прибыл капитан Смит. Фредерик Брюс вошел с ним.
Элгин рекомендовал офицера и сказал, что в будущем намерен его послать на реку Янцзы, по следу миссионеров. Пока Смит нужен здесь, придется переводить бумаги, которые возьмем в Кантоне в архиве вице-короля Е. Ни тени смущения не заметно на лице Путятина, словно все это его не касалось.
На сегодняшнем обеде Смит не присутствовал. Офицеры высокой значительности, как полагал Элгин, не должны быть свидетелями честных переговоров порядочных людей.
Смит, несколько озабоченный откровенностью Элгина про проникновение в архив Е, тоже глянул на Путятина, желая видеть конфуз на его физиономии. Брюс довольно сумрачен и недоволен словами брата. Путятин,
