Нигде люди так не сближаются, образуя единое братство, как в плаванье на военных кораблях.
С подошедшей канонерки выкинули кранцы, наши матросы закрепили поданный конец. С борта на борт перешел английский лейтенант с двумя переводчиками в штатском. Один из них мельком знаком Чихачеву, китаец по рождению, джентльмен по воспитанию, сын Вунга, гонконгского магната.
Лейтенант заговорил по-французски. Прибыл к его превосходительству графу Путятину.
— Граф Путятин в своей резиденции в городе, — Лихачев вызвал мичмана, попросил проводить к Евфимию Васильевичу. Лейтенант поблагодарил. Канонерка ушла. Где-то за флотом сампанов, рыбацких джонок и лодчонок она постукивала винтом и ее матросы распихивали деревянными шестами и мелочь, и китайские джонки с пушками, без всяких церемоний, очищая для себя воду.
Лихачеву надо садиться за дело, проверять с ревизором счета, расписки и наличность. Механик-американец жалуется, что уголь преет, от жары и сырости может произойти самовозгорание. Рождество приближается, а жара не отпускает.
Уголь опять придется перелопачивать. Когда-то, путешествуя по снегам Сахалина, нашел Николай Матвеевич выходы угольных пластов в обрывах прибережных сопок и вознамерился в будущем составить компанию на акциях для разработки этих залежей. Страна наша самая богатая в мире, средства есть, в народе силы есть, а вместо акций общества, до зарезу нужного нашему судоходству, держишь в руках бумажки с каракулями компродоров.
— Кажется, адмиральский вельбот подходит, — сказал выглянувший в порт мичман.
На палубу ступаешь как на зеркало в солнце. На баркасе доставили бочки с пресной водой, босые матросы перекачивают ее машиной в цистерну. На вершине скалы, на форте, где у башни всегда ходит португальский солдат-негр, выпалила пушка. Полдень.
В пору колониальных войн пушка эта извещала об угрожающем приближении голландских эскадр. И теперь еще форт вооружен.
Ничего не скажешь, сейчас вид живописный. Непохоже на бревенчатое Петровское зимовье в сугробах. Там сейчас рождественские морозы, тридцать пять градусов с ветром и пургой, метет с Охотского моря, воет.
В городе часто слышен колокольный звон. Макао всегда молится. Католики прилежны в исполнении обычаев веры и обрядностей. Здешняя обстановка святости и богобоязненности по душе Евфимию Васильевичу. И мы молимся! Да еще как! Даже католики не молются так истово.
По трапу поднялся Остен-Сакен. Он бел лицом, усики как седые коротенькие щеточки. Надежда и опора Евфимия Васильевича, восходящая звезда. Служил в лондонском посольстве и отправился в Китай с Путятиным.
Чихачев высок, у него крупные черты лица, от этого он кажется старше своих лет. Носит усы и бакенбарды для солидности и осанки, как большинство командиров кораблей. Карьера блестящая! В двадцать шесть лет командир первоклассного парохода. После службы на Амуре ходил между Кронштадтом и Петербургом. Командовал пароходом на Неве, за доставку государя с семьей в Кронштадт дарован ему бриллиантовый перстень.
Адмирал просит Николая Матвеевича прибыть к себе.
Евфимий Васильевич принял в высокой комнате с мраморными стенами, сохраняющими прохладу при любой жаре. Путятин в большом крахмальном воротничке, сам как гранд.
— С английской эскадры, ведущей военные действия на Кантонской реке, пришла канонерка «Дрейк». Командир лейтенант Артур доставил мне письмо графа Элгина. Посол будет завтра у меня.
— Вы полагаете, что союзники ведут военные действия?
— Видимо, так. Пока все это считается подготовкой. Англичане придут после осмотра новых позиций, с которых они намерены нанести решительные удары. Элгин свои настояния подкрепляет приближением к Кантону. Я бы хотел посоветоваться с вами…
Чихачев выслушал и сказал свое мнение.
— Да, людей не спускайте на берег… Элгин придет на канонерке. Вы знаете… У них команды из головорезов. Для посла в Гонконге готовят пароход «Фьюриос», с малой осадкой. Я видел этот корабль. Когда Элгин на него перейдет, то и начнется настоящая война.
Наши гребцы с вельбота, доставлявшие капитана на берег, и матросы с паровой шлюпки, привезшие офицеров канонерки, разговорились на причале.
— War? Many enemy?[39] — показывая костистой лапой в направлении верховий реки, спросил Собакин.
— Plenty[40], — ответил британец в синем мундире, который держал его как футляр.
Джеки все среднего роста, крепкого сложения, не слишком высоки, долговязых у них на канонерки не берут. В англичанах, если сравнить с нашими, большая самоуверенность, или как тогда говорили в похвалу — большая развязанность. Наши поосторожнее. Некоторые матросы с «Америки» высоки. У Сизова грудь колесом, как у богатыря. В японскую экспедицию адмирал отбирал когда-то видных, чтоб удивлять японцев.
Все поняли, что джек ответил — много врагов.
— Небесные?
— No, — сказал узколицый матрос со вздернутым носом и с нашивками — чин-чин гуд…
— А кто же враги?
— Hard weather. Brutal officers[41].
— Faithless gals, — нашелся еще один и приложил руки к груди. — Their topsails…[42].
— Shun the bad company[43], — подходя, велел старший унтер-офицер, и все пошли по своим местам.
— So, you have been at Kiachta and Pechily, — сказал Элгин, выслушав рассказ Путятина о его скитаниях и попытках проехать в Пекин, — and you’ve got considerably snubbed at both places, as I should have been if I had gone[44].
За большим столом все расхохотались.
«Однако он на дружеской ноге с Евфимием Васильевичем, — подумал Чихачев. — И даже очень. Влепил адмиралу заслуженный комплимент! И себе предсказал ту же участь».
— I think it’s not a bad arrangement for British prestige![45] — ответил Путятин, и весь обед разразился новым взрывом хохота.
За огромным полукруглым столом все сидят поодаль друг от друга, каждый наособицу, этим подчеркивается значительность и независимость присутствующих, и в то же время общность их индивидуальностей.
Англичане принесли с собой в этот роскошный португальский дворец атмосферу силы, физического здоровья и военных авантюр, среди которых жили все время. На дипломатах штатские костюмы, мундиры офицеров с иголочки, скромно выглядят среди шитья небольшие кресты и знаки отличия, погоны вместо эполет. Англичан за столом больше, чем русских, в них есть согласие, которое придается успехом и продолжающимся общим рискованным предприятием; они чем-то походят друг на друга. Чихачев чувствует себя так, словно попал к ним на военный совет.
Тут родной брат Элгина, правая рука его Фредерик Брюс — известный шотландский любитель лошадей и охотник, секретарь посольства Лоуренс Олифант, командиры канонерских лодок: лейтенант Артур и лейтенант Форсайт, офицеры, корреспондент газеты «Таймс» Вингров Кук, с которым Путятин недавно виделся в Шанхае. Собрана большая сила: дипломаты, военные, пресса.
Путятин посвежел, обед с хорошим обществом ему на пользу. Но и опасностей не миновать. Англичане явились не без своих намерений. Евфимий Васильевич должен предвидеть. Считается, что наш адмирал хитер, крепкий орешек. Говорит легко, молодо,
