Хлоя вздохнула, безо всякого желания слизывая с губ крошки от печенья. Она уже собиралась встать, отправиться набирать воду, но Лукас коснулся её руки, привлекая к себе внимание. Харрис взглянула на него, и он кивнул на свою кружку с молоком – высокую, как стакан, с красиво выведенными буквами, которые складывались в его имя. Похоже, чей-то подарок, когда он ещё жил в этом доме. – Пейте, если хотите, – предложил Эосфор. Хлоя это предложение оценила – ей вовсе не хотелось бегать несколько раз туда-сюда, набирая воду сначала для себя, потом для него.
– Ты точно не хочешь? – переспросила она. Лукас качнул головой, подвигая к ней кружку. Харрис, честно говоря, других подтверждений и не надо было – она и в первый раз уточнила ради приличия. – Ладно, принесу тебе попозже, – пообещала девушка, беря в руки горячую кружку.
Эосфор мягко улыбнулся, опускаясь на подушке, сползая по ней ниже.
Они просидели так ещё минут десять. Хлоя не хотела портить ему вечер плохими мыслями, но ей было нужно провести с ним беседу о безопасности в этом доме. Ноа умудрился обмануть их обоих и едва не утопил своего брата. Может, у него самого был какой-то хитроумный план, а может быть, в этом был замешан и Годфри – но тогда, подумала Харрис, вряд ли бы он ездил со старшими детьми за нарядами для фотосессии. Скорее уж он съездил бы за двумя гробами, чем за сезонными костюмами для съёмок. Так что, судя по всему, это была неожиданная выходка мальчика, который преследовал определённую цель – вот только пока неизвестно, какую. Не зря он ей не понравился с самого первого дня.
– Будь аккуратнее со всеми, кто внезапно захотел помочь тебе, – подвела она итог, глядя в глаза притихшему Лукасу. – Я постараюсь выяснить, что устроил Ноа, но ничего не обещаю. Будет лучше, если мы на некоторое время… – слово внезапно выпало из памяти, Хлоя моргнула, пытаясь его вспомнить. Но у неё не получалось, и вдобавок ко всему – свет в комнате будто бы мигнул, став сначала тусклым, а потом – уж очень ярким. Эосфор, не дождавшись окончания фразы, подсказал ей:
– Отстранимся от семьи? – это было сказано шёпотом, иначе о своих настоящих планах они не говорили. Харрис, угадав последнее слово по губам своего подопечного, кивнула.
– Да. Это довольно сложно, и я понимаю… – свет снова мигнул, Хлоя чуть нахмурилась, оглядываясь. Но Лукас этого явно не заметил. – Я понимаю, – вытолкнула она на «поверхность» предложение, – что тебе хочется общения с ними. Но сейчас это не лучшая идея… Хм-м-м… – девушка вдруг почувствовала, что стул под ней закачался. Она часто заморгала, нащупала под собой опору, попыталась найти равновесие, почти как на велосипеде, но это было бесполезно. Харрис взглянула на своего пациента – тот был спокоен и задумчив. Что тогда происходит? Почему он не чувствует… что это вообще? Землетрясение? Отключение света, и переход на генераторы? Может, это пол слегка дрожит, но Эосфор своими мало чувствительными ногами не может ощутить этой вибрации?
Она на секунду опустила веки, стараясь сделать глубокий вздох, чтобы успокоиться. Но что-то явно было не так, что-то поднималось из глубин, заставляя её дрожать, пол под ней – искажаться, «плыть», а звуки делал приглушёнными.
Девушка поняла, что ей срочно нужно отправляться в свою комнату. Что-то происходило, и происходило только с ней одной. Что это могло быть? Внезапно лопнувшая внутри «струна», как если бы она вдруг взяла и расслабилась больше, чем должна была себе позволять? Страшная усталость? Неожиданно нахлынувший страх?
Может, всё вместе?
– Знаешь, я… – Хлоя сглотнула, стараясь хотя бы так привести себя в чувство, – я… пойду принесу воды, – ей было нужно уйти, но заставить себя встать она смогла не сразу: сидела ещё с полминуты молча, протянув бессильно опущенную руку в сторону графина. Наконец, стало ясно – что бы это ни было, само оно ни за что не пройдёт. Вероятно, ей нужно умыться, лечь спать, позволить себе, может быть, поплакать, или ещё каким-то образом выпустить чувства – слёзы были самым простым и физически доступным способом.
На службе она порой почти заставляла себя плакать – сесть в углу наедине с собой и выдавить из себя всё накопившееся. Поначалу было тяжело, Харрис чувствовала, будто её душа черствеет, хоть это и было не так – и всё же она наблюдала за ужасами войны и не могла заставить себя проронить даже пару слезинок. Но скоро это стало невыносимо, опасно для неё – и Хлоя решила спровоцировать контролируемый взрыв эмоций, пока не стало слишком поздно. И это на самом деле сработало – пусть рыдания были пятиминутными, пусть были похожи на истерику по расписанию: ей было от этого легче, слезами она будто пропитывала свою душу, напоминая себе, что всё ещё может чувствовать, что не огрубела и не стала равнодушной.
Может, ей стоило заняться этим прямо сейчас, пока не случилось чего-то совсем уж плохого?
В горле сдавило, как перед неконтролируемым срывом, и Харрис поняла – да, точно стоило.
– Извини, – пробормотала она, поднимаясь со стула. Лукас вопросительно взглянул на неё – шум в ушах на секунду утих, и Харрис вдруг осознала, что Эосфор на самом деле что-то ей говорил. И все его слова показались ей невнятным звуком, типа журчания воды, или стука крови в ушах.
– Доктор? – с трудом различила Хлоя. Качнула головой, и тут её повело в сторону – она ухватилась за инвалидную коляску, что стояла на тормозе, чтобы не упасть. Голова кружилась, Харрис шатало, у неё даже мелькнула мысль – может, это не из-за перенапряжения? Уж слишком странно было для внезапной перегрузки. Будь ей так плохо из-за эмоций, она бы, как Лукас, забилась бы где-нибудь в угол и порыдала бы от души. Это была не паническая атака, страх присутствовал, но он не высасывал душу, Хлое не казалось, что у неё сейчас остановится сердце – ей, скорее, казалось, что сейчас она упадёт и провалится в чёрную пустоту, откуда выберется очень нескоро, если вообще когда-нибудь выберется.
– Мне нужно… извини, – она шагнула вперёд, забыв о пустом графине, куда обещала налить воды, совсем не уверенная в том, что не рухнет на пол прямо сейчас. Но сил хватило на то, чтобы подойти к двери и опереться на неё. Несколько секунд она стояла так, думая, что окажется не в силах выйти из комнаты, в которой стало слишком душно. Не замечая, как Эосфор тревожно смотрит на неё, как
