пику не выпустила. Прозрев, она увидела того, кто ее сразил: сам ослепший от крови, текущей из раны на лбу, он размахивал во все стороны своим широким мечом. Прин, думая, что он разрубил ее пополам, ощупала бок – нет, крови не было, удар пришелся плашмя, но ведь она даже и не замечала этого слепого вояку! Она поднялась и опять побежала, увернувшись еще от двух супостатов. С балкона прямо над ней спрыгнули еще двое, держа мечи наготове.
Прин, движимая не столько страхом, сколько злостью, действовала на удивление четко и быстро. Боль в боку сменилась чем-то вроде покалывания по всему телу. От удара пикой меч одного прыгуна отскочил прямо ему в лицо – острием, не плашмя.
Прин добавила сначала по голове, потом по затылку, и враг упал на меч, пришедшийся ниже подбородка. Второй вопил благим матом, подвернув ногу. Из уха и носа первого хлынула, пузырясь, кровь. Прин с пикой наперевес взбежала по лестнице, откинула занавеси и только в комнате со скамейками спохватилась, что острие пики направлено ей в живот. Стоит ей споткнуться, и она прикончит сама себя, как прикончила того прыгуна.
Перевернув оружие древком к себе, она углубилась во мрак. Много ли тут поворотов? Пика скребла по мокрым стенам туннеля и порой застревала. В темноте, со стучащим в голове словом «убийца», злость грозила смениться ужасом.
Потом нахлынула боль.
Новая? Нет, все та же, в боку – только теперь она сосредоточилась в одном месте, с ладонь шириной. Каждый вздох давался с трудом. Прин бросила громоздкую пику и потащилась дальше. Боль даже страху места не оставляла. Может, ребро треснуло? Держась одной рукой за стенку, Прин пощупала бок и убедилась, что лучше его не трогать. А что, если она свернет не туда и заблудится? Боль, к счастью, мешала задумываться об этом. Не прилечь ли? Она, в конце концов, на драконе летала. «Я убила человека, – прошептала Прин и поправилась: – Несколько человек». Это, увы, не слишком ее огорчило, но боль напомнила, что убить запросто могли и ее.
Еще немного, и боль, миновав свой мучительный перевал, начала утихать. Можно было прислониться к стене и неглубоко подышать. Мысли переходили от убийства к опасности заблудиться. Вспомнилась сказка о девочке, которая убила столько людей, что начала вести себя странно. Прин пошла дальше, спрашивая себя, чего она ищет в этой кромешной тьме. В уме возник образ Нореминой подруги, в маске, с двойным мечом. Зачем ей вспоминаются эти сказки? Хотя они, может, и лучше оставшейся позади резни, где людей рубят, топят и протыкают. Подумав об этом, Прин поняла вдруг, что за ней кто-то идет.
Ее дыхание гремело во мраке – сдерживаться она могла не больше чем шага на три. Из-под ног сыпались камешки, но Прин была уверена, что слышит чьи-то шаги – они затихали, когда она останавливалась, и возобновлялись, когда она шла. Что-то стукнуло – это преследователь задел о стену рукоятью меча…
Едва не упав, она выбралась через низенький лаз в колодец. Да это же сердце, сказала она себе, взявшись за нижнюю скобу. Это оно стучит. Прин полезла вверх, не обращая внимания на боль в боку, и задержалась на шестой перекладине. То, что она слышала теперь, не было стуком сердца – оно билось куда быстрее этих ритмичных ударов. Слышалось и что-то вроде пения, только слов было не разобрать. Взобравшись к горловине и выглянув, Прин увидела девочку-варваренка – стоя в кучке других детей, та рукой отбивала от земли мячик. Под его стук девочка выкрикивала стишок:
…Враги нас обратили вспять,
И полегла вся наша рать,
А полководцу наплевать…
Добрый конь стремглав бежит,
Верный пес дрожмя дрожит…
Другая девочка, лет девяти-десяти, не нашла, как видно, ничего странного в появлении лохматой головы из колодца.
И охнул орел, и заплакал змей,
Как пророчица и сказала!
На слове «и сказала» мячик, стукнув о стенку колодца, взмыл ввысь. Дети подпрыгивали, стараясь его поймать.
– Моя очередь! – кричал мальчик. – Моя! Моя!
Солнце садилось, летний вечер медлил в запутанном клубке улиц.
Прин, трогая порой бок, дошла до пустой, вымощенной красным кирпичом площади. Посередине бил фонтан, стекая в естественный водоем.
Да это ведь Старый Рынок, смекнула Прин, только ларьки на ночь убрали, разносчики со своими лотками и тачками разошлись, площадь вымели. Медно-розовое небо над западными крышами подернулось серебристыми облаками – они темнели, коснувшись глубокой синевы восточного небосклона. Прин нагнулась над чашей фонтана, придерживаясь за обод. Ребра все еще болели, болели и плечи: пикой махать – это тебе не ящера взнуздывать. Небо, отраженное в воде вместе с ней, наливалось мраком.
Куда я иду, думала Прин? Чего я ищу?
Она поплескала водой на лицо, напилась из ладоней, протерла глаза и пошла к мосту.
Где-где, а там царило такое же оживление, как и днем. Лица были новые, но яркие наряды и подведенные глаза оставались теми же. Стараясь не показывать, что ей больно или тревожно, Прин невольно шла быстрей всех прочих прохожих и отворачивалась, поймав чей-то взгляд.
– А, вернулась! – Унизанная кольцами рука сгребла ее за плечо. Прин хотела вырваться, но грязные пальцы держали крепко. Другая рука, такая же грязная, но без колец, вцепилась ей в волосы. – Значит, ему ты в конце концов не понадобилась. Здесь тебе об этом сразу могли сказать. Будешь драться – зубы выбью и перепонки в ушах порву, а от работы все равно не отвертишься!
Прин впервые разглядела, что узкая грудь Нинкса вся покрыта порезами и царапинами.
Она ударила его, разозлившись снова, но не сильно, потому что ослабела от боли и ратных трудов. Он с перекошенным лицом дернул ее за волосы и замахнулся, чтобы дать сдачи. Одни на мосту отходили подальше, другие глазели.
Но тут лицо Нинкса разгладилось, поднятая рука замерла, одно веко дрогнуло. Скрипя, как старая дверь, он отпустил Прин и стал оседать.
За ним виднелись пара серых глаз и шапка волос цвета сливок.
Нинкс вытянулся на мосту, бессильно разжав грязный, весь в кольцах, кулак.
– Сдохни, дурак, – сказала белокурая женщина с ножом в руке. – Пошли со мной.
Прин хотела было возразить, но белокурая рявкнула на зевак:
– Чего уставились, мертвяка не видали? Вон в реке уже шесть гниют, киньте к ним еще одного! – Она коротко рассмеялась и сильными пальцами взяла Прин за локоть. – Идем.
Прин пошла, пребывая в
